Предлагая вашему вниманию отрывок из книги К. Родзаевского „СОВРЕМЕННАЯ ИУДИЗАЦИЯ МИРА ИЛИ Еврейский вопрос в ХХ столетии”, написанной в Харбине в 1943 г., мы вновь вынуждены дать следующее предупреждение.

Где-то до начала ХХ века практически все евреи были иудеями. Т.е. исповедовали человеконенавистническую идеологию иудаизма. Однако позже, а уж тем более в наше время, появилось немало евреев, отказавшихся следовать указанной расистской религии.

На деле отказавшихся. Например, став Героями Советского Союза за заслуги на полях сражений. Или верою-правдою отслуживших народу на научной или преподавательской стезе. Наконец, просто достойно проводя жизнь в качестве русских евреев. Без иудаизма.

Автор же предлагаемого отрывка следует традициям предшествующей эпохи. И не желает видеть различия между евреями и иудеями. Но нормальный человек ведь не назовёт славянского ребёнка, превращённого мусульманами (через воспитание) в янычара, русским человеком, не так ли? То же и с различием между евреем и иудеем.

***

НОВАЯ АРИСТОКРАТИЯ

Официальный иудейский справочник «Еврейский мир», выпущенный на русском языке «Объединением русско-еврейской интеллигенции» в Париже в 1939 году, приводит поучительный список: потрясающий список евреев в верхней и нижней палатах английского парламента. В палате лордов в виде английских лордов сидят, оказывается, следующие жиды:

1. Маркиз Ридинг Остервальд

2. Виконт Бирмтэд Вальтер Гораций Самуэль, глава нефтяного общества «Шели и Ко»

3. Виконт Самуэль Герберт Льюис Самуэль, бывший верховный комиссар Палестины

4. Барон Дювин Иосиф

[Лорд-иудей сэр Монтефиори, богатый англичанин, на фамильном гербе которого снизу - лев и единорог, сверху - три звезды Давида и два флага с надписью на...] 5. Барон Джюссель Герберт

6. Барон Майкрофт Артур Микаэль Самуэль

7. Мельчетт Гарри Людвиг, лорд Монд, глава химического треста 1.С.1., сионистский деятель

8. Барон Натан Ротшильд

9. Барон Сотвуд Юлий Сольер Элиас, глава газетного концерна

В палате общин тот же источник перечисляет

1. Сэр Лесли Хор-Бейлиша, военный министр

2. Сэр Перси А. Альфред Гаррис (от Лондона)

3. Л.П. Гликштейн (от Ноттергема)

4. Дэдли Иоэль (от Лондона)

5. А.М. Лайонс (от Лейтчестера)

6. Т. Леви (от Лондона)

7. Джеймс Джордж Ротшильд (от Лондона)

8. Сэр Артур Микаэль Самуэль (от Лондона)

9. Самуэль, маркиз Виндворт (от Лондона)

10. Сэр Исидор Салмон (от Лондона)

11. Сэр Филипп Сассун (от Лондона)

12. Сидней Сильверман (от Ливерпуля)

13. Эдуард А. Штраус (от Лондона)

14. Люис Силькин (от Печама)

15. Гарри Натан (от Лондона)

16. Даниэль Л. Липсон (от Лондона)

Может быть, все иудеи стали настоящими англичанами? Может быть, их происхождение не мешало им пропитаться духом и традициями той страны, в которой они поселились, и они стали подлинными подданными той Британии, которая столь широко и гостеприимно открыла им все двери, дала все возможности, вплоть до того, что доверила им высшие государственные посты и допустила в высшие слои своей государственной иерархии - сделала лордами, маркизами и виконтами?

Да, иудеи до поры до времени демонстрируют свою принадлежность к английскому обществу, не открывая своего жидовского забрала. Однако, как только минует надобность в «игре с англичанами» (это мы можем наблюдать и во всех других странах мира), маски мгновенно сбрасываются с тем, чтобы переодетый в «стопроцентного англичанина» иудейский лорд вновь превратился в подлинного представителя своего народа.

Харбинская «Еврейская Жизнь» приводит много таких поучительных биографий. Вот что, например, нашли мы в одном из номеров этого журнала относительно «виднейшей представительницы английской аристократии леди Фицжеральд».
4. ВОЗВРАТ В ЕВРЕЙСТВО ВОСЬМИДЕСЯТИЛЕТНЕЙ ЛЕДИ ФИЦЖЕРАЛЬД

«Однажды в одно пасмурное лондонское утро секретарь Еврейского Национального Фонда по заведенному порядку ознакамливался с только что прибывшей утренней почтой, как из одного конверта выпал чек... И поднявши его и рассмотревши его, секретарь был поражен: чек был выписан на пять тысяч английских фунтов стерлингов и подписан «леди Фицжеральд».

Это было первым выступлением леди Фицжеральд на ниве еврейской общественности. Прошло после этого не больше года, и за это короткое время она сделалась одной из самых энергичных деятельниц и незаменимым борцом за интересы английского еврейства. И не следует забывать, что леди Фицжеральд уже не молода - ей восемьдесят лет, и ее умерший муж был английским аристократом, христианином, ее дети исповедуют англиканскую веру. Но на старости лет леди Фицжеральд вернулась к своему народу и отдает ему всю свою любовь и преданность, как бы стремясь загладить грех удаления от своего народа в дни молодости.

Леди Фицжеральд принадлежит к высшему обществу Англии. Она находится в дружественных отношениях с премьером Чемберленом, который очень часто приезжал в ее замок, находящийся в ста километрах от Лондона. Также королевская чета Англии дружит со старой леди и часто проводит время в ее обществе.

Недавно по инициативе неутомимой восьмидесятилетней старушки был основан фонд под названием «Золотой Фонд». Сущность этого фонда заключается в том, что евреи Англии обязаны отдать для палестинской работы и устройства в Палестине еврейских жертв из Германии все свои драгоценности, от которых они в состоянии отказаться.

Леди Фицжеральд энергично принялась за работу и разослала лично десятки тысяч писем еврейским женщинам в Англии с призывом жертвовать в пользу «Золотого Фонда». И на этот призыв немедленно отозвались: в бюро «Керен-Каемет» устремился золотой поток разных ценных вещей со всех уголков страны. Все время прибывают почтовые посылки со столовым серебром, серебряные и золотые вазы, подсвечники, серебряные подстаканники, картины, гравюры, хрусталь, браслеты, часы и разные другие золотые вещи, и все это без конца».

Эта маленькая заметка поучительна во многих отношениях. Она прежде всего показывает один способ еврейского внедрения в чужой национальный организм. Это браки еврейских женщин с видными людьми приютившей [их] страны.

Далее заметка говорит, что еврейка или еврей, принявшие христианство, в душе остаются верны религии своих предков и возвращаются в нее при первом удобном случае. Заметка свидетельствует также и о мировом единстве еврейского народа: «английские» аристократы помогают еврейским беженцам из Германии. Наконец, заметка разоблачает британскую аристократию, правительство и даже королевский дом, уличая в дружеских связях с иудеями.

«Никто как свой», - гласит народная мудрость. Дальше мы увидим великое множество разоблачений еврейства, почерпнутых из харбинской «Еврейской Жизни» - официоза еврейского дальневосточного Национального Совета, издаваемого ХЕДО - Харбинской Еврейской Духовной Общиной под редакцией поистине неутомимого в болтливой откровенности дальневосточного еврейского вождя доктора Кауфмана. Спасибо, Абрам Иосифович!
ИСТОРИЯ ИУДЕЙСКОГО ЗАХВАТА ВЕЛИКОБРИТАНИИ

Как же получилось, что Англия оказалась целиком захваченной иудеями? Чтобы картина иудейского овладения этой страной была развернута перед вами с предельной объективностью, дадим слово иудейскому историку.

«В 1320 году английское правительство изгнало жидов из своей страны, (почему изгнало, иудей-историк, конечно, не сообщает. - К.Р.).

Триста пятьдесят лет не было евреев в Англии. Во времена Кромвеля амстердамский еврей Мейнаше Бен-Исраэль обратился с предложением к английскому правительству разрешить евреям въезд из-за границы. В 1655 году Англия вела войну с могущественной в то время Испанией и богатой купеческой Голландией.

Англия испытывала во время этих войн огромную нужду в знающих и солидных финансовых евреях, хотя бы в выходцах из той же Испании, Голландии, Португалии. Но как будет реагировать английский народ при выдаче разрешения братьям Шейлока въезда в страну? Английские правители нашли типичный английский выход из положения: правительство не дало разрешения на въезд евреев в страну, но решило, что, согласно действующему английскому законодательству, не имеет прямых указаний в законах страны не допускать евреев в Англию!

Сущность такого решения заключается в том, что въезд в страну евреям разрешался, но он должен был производиться без шума и почти незаметно. И спустя год после вышеупомянутого решения английского правительства, в 1655 году, было разрешено группе португальско-испанских евреев приобрести незначительные земельные участки для кладбища и синагоги. При этом посоветовали в виде приказа, чтобы «богослужение в синагоге совершалось абсолютно тихо и спокойно». И почти в течение двухсот лет шло переселение евреев в Англию, преимущественно переселялись португальские и испанские евреи, а в XVIII веке было отмечено и переселение евреев из Италии и Франции.

Но в 1850 году евреев в Англии насчитывалось только 45 000 человек.

Большая эмиграционная волна евреев хлынула в Англию после погромов в России: в 1881 году въехало в Англию 16 000 евреев, в 1891 - 47.696 и с 1891 года по 1906 - 310.000 евреев.

В противоположность евреям Восточной Европы, английское еврейство достигло фактически реальных прав и с годами - формального равноправия. После наполеоновских войн политическая, в особенности экономическая жизнь страны стала сильно прогрессировать. Евреи - финансисты и банкиры - как в метрополии, так и в английских колониях, сильно способствовали расцвету Англии.

В 1847 году барон Лионэль Ротшильд был избран в парламент Англии от Лондонского Сити, в 1855 году сэр Соломон был избран лорд-мэром Лондона. И в 1866 году, впервые за всю историю Англии, было пожаловано барону Ротшильду звание лорда. Еврейское происхождение Дизраэли не воспрепятствовало ему быть премьер-министром.

Сэр Руфус Айзек в 1919 году был назначен вице-королем Индии. Лорд Самуэль - министр в Кабинете в 1915 году и Хор-Бейлиша - военный министр в Кабинете Чемберлена».

Так иудеи постепенно брали в полон Англию, чтобы сделать ее «мечом Израиля» в XX столетии. Однако иудейский историк скромно умалчивает о многих иудеях, стоящих на высоте британской жизни, фамилии которых мы привели выше.

Тем более поучительно воспроизвести отрывки из биографий знаменитых и выдающихся «англичан», приводимые еврейской прессой. Из них непосвященные люди могут узнать, что, например, одна из основных английских партий - либеральная - долгое время даже возглавлялась жидом!

«Сэру Герберту Самуэлю, первому верховному комиссару Палестины, исполнилось шестьдесят лет», - почтительно сообщила «Еврейская Жизнь» в 1931 году. - «Он родился в Ливерпуле. Он младший сын Эдвина Самуэля, брата Стюарта Самуэля, президента союза еврейских общин Англии.

Еще в студенческие годы Герберт Самуэль был приверженцем либерализма (рaзумеется! - K.P.). В 1902 году он был избран депутатом в английский парламент. Долгое время он был президентом либеральной партии.

Он считается одним из лучших теоретиков либерализма (заметим! - К.П.). В 1905 году Самуэль занял пост вице-министра внутренних дел (внутренние дела в Англии Иуда считает своими делами! - К.П.). С тех пор он занимает различные высокие посты во всех либеральных кабинетах. С 1918 года по 1920 год Самуэль был председателем Королевской статистической комиссии.

В 1920 году он назначается верховным комиссаром Палестины и занимает этот пост до 1925 года (Бедные арабы! - К.Р). В последнее время Самуэль считается самым серьезным кандидатом на пост вице-короля Индии (бедные индусы! - К.П.). Герберт Самуэль занимает очень видное место в государственной жизни Англии (мы видим - К.П.) Он горячий сионист... и т.д.»

А вот другой «великий англичанин»:

«Умер Альфред Монд, лорд Мельчетт, которого называли в Англии фельдмаршалом британской промышленности...

Лорд Мельчетт был поборником рационализации имперской химической промышленности с капиталом в 54.000.000 фунтов стерлингов, председателем которой он состоял.

Он был председателем двенадцати других компаний, а в общем числился (только ли числился? - К.П.) в тридцати различных правлениях.

Он был членом британского парламента с 1905 по 1928 год. Тогда он был возведен в достоинство пэра.

Во время прошлой войны он был правительственным комиссаром заводов, потом министром труда, а позже - министром здравоохранения.

Его по праву называли «химический король Англии».

Он был ярым приверженцем сионистского движения, председателем Сионистской Федерации в Англии, председателем Совета «Джюиш Эйдженси» («Еврейское агенство»).

Похоронен он в фамильном склепе на еврейском кладбище. «Калиш» (кадиш, поминальная молитва. - Прим. ред.) произнес его старший сын Генри, унаследовавший титул лорда.

И за гробом покойного шли: представитель правительства, представитель палаты лордов, представители всемирной сионистской экзекутивы, «Джюиш Эйдженси», политических партий, многие видные государственные и политические деятели, крупные промышленники и финансисты и огромная толпа народа... Король и королева Англии отправили леди Мельчетт соболезнующую телеграмму. После похорон в синагоге на Берклей-стрит состоялась торжественная азкора (от евр. «азкоре» - поминание. - Прим. ред.)».

Способность к социальной мимикрии позволила английскому дворянству пережить все социальные конфликты и революции XVII-XX веков, и хотя в конце ХХ и начале ХХI веков английская знать перестала играть столь же влиятельную роль, как скажем, даже при Королеве Виктории, но она по-прежнему снабжает британский истеблишмент своими потомками, которые и определяют через скрытые механизмы политический и экономический курс современной Британии.

Читайте предыдущую публикацию:

Аристократия вчера, сегодня, завтра: Французская аристократия.

Французская аристократия – наиболее характерная социальная группа, которая в полной мере может считаться неким «золотым сечением» для определения аристократии, как социального и культурного феномена.Как и во всех прочих странах феодальной Европы, во Франции дворянство (рыцарство) и его высший слой (аристократия) возникают ещё при распаде Империи Карла Великого. Практически все слуги того или иного Государя, его ленные данники - все они образовывали сословие дворян-феодалов, среди которых начали выделяться наиболее крупные и влиятельные - герцоги, маркизы и графы.

Английское дворянство в отличие от дворянства французского никогда не было чем-то единым и однородным. После 1066 года, когда норманны Вильгельма Завоеватели победили в битве при Гастингсе англо-саксонского Короля Гарольда II, в Англии образовалось две аристократии и элитных группы: англо-саксонская – «старая знать» и норманны, которые пришли как завоеватели вместе со своим герцогом. Раскол английского дворянства длился вплоть до Крестовых походов, и даже до Столетней войны, когда трудно было провести линию между старым и новым дворянством Англии.

В конце XII в. часть дворян Англии активно поддержала Ричарда Львиное Сердце и ушла вместе с Королём воевать «за Гроб Господень» в III Крестовый поход, другая часть осталась в Англии и стала опорой брата Ричарда I - принца Джона, ставшего впоследствии Королём Иоанном Безземельным. Собственно борьба Короля Иоанна Безземельного с братом Ричардом I, а позже с английскими баронами привела к тому, что те выдвинули и заставили его подписать Великую хартию вольностей, которая ограничивала ряд прав английского монарха. Собственно с неё началась долгая борьба английских королей и английского дворянства за права, привилегии и власть. В числе особых статей в Великой Хартии Вольностей была и статья об «отзыве верности», когда разрывался вассально-сеньоральный договор по инициативе одной из сторон.

Крестовые походы, затем эпидемия чумы и Столетняя война сильно подорвали моральный дух и возможности английского дворянства. Но если у французской знати было 40 лет перемирия между Столетней войной и Итальянскими войнами, то у английского дворянства этого временного лага не было. Сразу же после подписания перемирия с Францией, Англия погрузилась в «войну Роз» – противостояние Ланкастеров и Йорков.

Пожалуй, эта война за английскую корону выкосила английское дворянство даже больше, чем чума XIV века и Столетняя война. Пополнить поредевшие ряды английская знать могла только двумя путями - кооптацией во дворянство купцов и мещан, и включением в его состав иностранных дворян, находящихся на службе английских королей. Англичане выбрали оба этих способа, тем более что вскоре подвернулись и соответствующие возможности. При Тюдорах, а особенно при Елизавете I, Англия пыталась вырваться на океанический простор, где вступила в долгую и изнурительную борьбу с крупнейшими морскими державами: Испанией, Португалией и Нидерландами.

Имея гораздо меньший флот, чем её конкуренты, правительство Елизаветы I Тюдор, не задумываясь о моральной стороне вопроса, стало использовать для борьбы с Испанией пиратские эскадры. Наиболее отличился в борьбе с испанским флотом капитан Френсис Дрейк, за что был пожалован дворянским патентом. Странная, даже случайная победа Англии над Великой армадой сломила могущество Испании в Атлантике, и у Англии осталось только два конкурента - Нидерланды на море и Франция на суше. Именно борьба с ними заняла без малого 180 лет с правления Якова I до Георга III Ганноверского.

Говоря об архетипе английского дворянства, скажем сразу, что оно изначально отличалось от французского тем, что всегда стремилось к автономии от монаршей власти, в то время как во Франции мелкое и среднее дворянство всегда поддерживало Короля в борьбе с крупными сеньорами, что для Англии было не характерно. Кроме того, Британские острова располагались на пересечении торговых путей, и Лондон наряду с тем, что был столицей Английского Королевства, всегда был крупным торговым центром, чего нельзя сказать о Париже, который не был портовым городом, и не находился на пересечении торговых путей. Отсюда и специфика английского дворянства, которое, хотя и не считало торговлю достойным занятием для аристократии, но и не чуралось вести торговлю через подставных лиц из купцов или мещан. В этом английские лорды очень схожи с римскими патрициями, которые нанимали вольных римлян в управляющие своими имениями или вели коммерческие дела своих патронов в Риме. В отличие от французской знати, английское дворянство имело кроме земельной ренты также доход от найма жилья и торговли, хотя наибольшего распространения такой вид доходов получил только в XVIII веке

Относительная бедность английских королей, и краткий век английского абсолютизма при Тюдорах, делала английский Двор не столь притягательным для английской знати, в отличие от французского Двора для французской аристократии, и английские дворяне предпочитали получить или земельные владения от короны, или начинали участвовать в освоении колоний после открытия Нового света. То есть английское дворянство, изначально расколотое на разные группы со времён Вильгельма Завоевателя, синтезировало в себе и чисто дворянский архетип поведения: война, охота и служба короне - удел аристократа, но и не чуралось получения прибыли помимо земельной ренты, в виде сдачи земли в аренду или создания на них мануфактурных производств, что было совершенно не свойственно их коллегам по дворянскому сословию во Франции. Особенно этот вид дополнительного дохода был характерен для эпохи зарождения английской промышленности в XVI веке, к этому же подвигли и колониальные захваты Англии с их длительными морскими путешествиями, в отрыве от коронных властей. Недаром самыми известными пиратами были англичане Морган и Дрейк.

Принципиальным отличием английского дворянства от французского было не только то, что многие английские аристократы вели своё происхождение от разных купеческих фамилий, мелкого дворянства и судейских семей, но и то, что Англия одна из первых стран Европы стала переходить к формированию элиты, базируясь на научных и рациональных методиках. Безусловно, и среди английского дворянства оставались семьи, имевшие знатное происхождение, например герцоги Норфолкские (род – Говардов) или родственники Тюдоров - герцоги Сомерсеты (род – Сеймуров), но это скорее исключение из правил для поздней английской аристократии.

Именно в Англии аристократическая элита стала формироваться не только по признакам происхождения, материального богатства, как это было характерно для иных дворянских сословий и аристократий Европы, но одной из важнейших характеристик и маркеров принадлежности стали считаться элитное образование и воспитание, которые были неразрывны друг с другом в английской образовательной традиции. Оксфорд, Кембридж, Итон, Вестминстер-скул - это сегодня о них все знают, но именно английская знать, «купцы во дворянстве» поняли значение образования и воспитания в определенных традициях всей английской элиты, для получения целостной, сцементированной едиными идеалами касте господ - лордов и пэров Англии. Итонский колледж был основан ещё в «войну Роз» в 1440 г. В России Императорский Царскосельский лицей и Пажеский Его Величества корпус были основаны только в 1811 и 1803 гг.

Эти тенденции приверженности английского дворянства прагматизму и рационализму в принятых моделях социального поведения поддерживались и могущественными закрытыми структурами, как масонскими ложами, так и закрытыми элитарными клубами. Последнее вообще было свойственно и прижилось только в Англии, в других странах клубы как структуры оказывающие влияние на политику не прижились, за исключением не доброй памяти клуба с улицы Сен-Жак в монастыре Св. Якоба в Париже. Но это было уже создано французскими экстремистами по «образу и подобию», тех политических клубов, которые доминировали в Англии со времён Кромвеля и до викторианской Англии.

Ещё одной отличительной чертой английской аристократии была её адаптивность к новым идеям, и отсутствие принципиальности в мировоззренческих и религиозных вопросах. Как эталон образца мышления английской элиты может служить выражение лорда Пальмерстона, руководителя внешней политики Британии при Королеве Виктории в начале её правления: «У Англии нет постоянных друзей, и нет постоянных врагов, у Англии есть только постоянные интересы». Этому религиозно-этическому релятивизму английского дворянства во многом способствовало то обстоятельство, что Англия была одной из первых стран Европы, наравне с Нидерландами и Швейцарией, принявшей протестантизм. Именно эти государства стали тремя антикатолическими центрами в Европе, и именно в них утвердилась власть буржуазной плутократии, заменившей собой власть дворянской аристократии.

Справедливости ради надо отметить, что на Острове находили пристанище и бежавшие от католических репрессий гугеноты Франции и южной Германии, и именно из них пополнялось английское дворянство. Наиболее известны такие фамилии как Шомберги или Монтрёзы. Конечно, самой многочисленной группой влившейся в английское дворянство стали шотландские кланы, ставшие частью британской аристократии после воцарения Дома Стюартов. Так же как и во Франции, отдельную группу британской знати составляют бастардные роды, происходящие от разных монархов Британии. Но если во Франции им было дано определение принцев-бастардов, то в Англии они должны были довольствоваться герцогскими титулами и пэрством, без права социального равенства с законными принцами Британского Королевства.

Имущественное положение британских аристократов

В руках высшего слоя английской аристократии сосредоточились огромные богатства, не сравнимые с тем, чем располагало континентальное дворянство. В 1883 г. доход от земли, городской собственности и промышленных предприятий выше 75 тыс. ф. ст. имели 29 аристократов. Первым среди них был 4-й граф Гросвенор, в 1874 г. получивший титул герцога Вестминстерского, доход которого исчислялся в пределах 290—325 тыс. ф. ст., а накануне Первой мировой войны — в 1 млн ф. ст. Крупнейшим источником доходов аристократии было землевладение. По данным переписи земельных угодий, впервые проведенной в Англии в 1873 г., из порядка миллиона собственников всего 4217 аристократов и джентри владели почти 59% земельных наделов. Из этого небольшого в масштабах страны числа выделялся сверхузкий круг из 363 землевладельцев, каждый из которых имел по 10 тыс. акров земли: вместе они распоряжались 25% всех земель Англии. К ним примыкали примерно 1000 землевладельцев с поместьями от 3 до 10 тыс. акров. Они концентрировали более 20% земли. Ни титулованные аристократы, ни джентри сами сельским хозяйством не занимались, отдавая землю фермерам-арендаторам. Хозяин земли получал ренту в 3—4%. Это позволяло иметь стабильный и высокий доход. В 1870-х гг. доход в виде земельной ренты (без доходов от городской собственности) свыше 50 тыс. ф. ст. получали 76 собственников, свыше 10 тыс. ф. ст. — 866 землевладельцев, свыше 3 тыс. ф. ст. — 2500 баронетов и джентри. Но уже в последней трети XIX в. основная масса высшего и среднепоместного дворянства болезненно ощутила последствия аграрного кризиса и падения арендной платы. В Англии цены на пшеницу в 1894—1898 гг. в среднем составили половину уровня 1867—1871 гг. Между 1873 и 1894 гг. стоимость земли в Норфолке уменьшилась вдвое, а арендная плата понизилась на 43%; как следствие, две трети джентри этого графства продали свои поместья. Снижение денежных поступлений от земли в меньшей степени затронуло сверхбогатую титулованную знать, доход большинства которой формировался из несельскохозяйственных источников, в первую очередь городской недвижимости.
Английская аристократия в дополнение к огромным сельским поместьям унаследовала от прошлых поколений крупные участки земли и особняки в городах. Всего несколько семей владели большей частью земли в черте Лондона. В 1828 г. лондонские владения, сдававшиеся в аренду, давали герцогу Бедфорду 66 тыс. ф. ст. в год, а в 1880 г. — почти 137 тыс. ф. ст. Доход от принадлежавшему герцогу Портлендскому лондонского района Мэрилебонд возрос с более 34 тыс. ф. ст. в 1828 г. до 100 тыс. ф. ст. в 1872 г. Граф Дерби, граф Сефтон и маркиз Солсбери владели землей Ливерпуля. Хозяином почти всей земли города Хаддерсфилда был Рамсден. Владельцы городской земли сдавали ее арендаторам, во многих случаях сами создавали городскую инфраструктуру, что вело к образованию новых городов. 2-й маркиз Бьют с выгодой для себя построил на своей земле доки, вокруг которых стал разрастаться Кардиф; доходы Бьютов возросли с 3,5 тыс. ф. ст. в 1850 г. до 28,3 тыс. ф. ст. в 1894 г. 7-й герцог Девонширский превратил поселок Барроу в крупный город и вложил в разработку местных залежей железной руды, строительство сталелитейного завода, железной дороги, доков, и джутового производства свыше 2 млн ф. ст. К 1896 г. аристократы на собственных землях возвели ряд приморских курортов: Истборн, Саутпорт, Борнмут и др.
Еще одним средством обогащения после земледелия и эксплуатации городской недвижимости была промышленность. В XIX в. английская аристократия не инвестировала средства в металлургическую и текстильную промышленность и очень незначительно вкладывала в строительство путей сообщения. Аристократы боялись из-за неудачных вложений потерять состояние, полагая, что недопустимо рисковать тем, что создавалось поколениями предков. Но были и обратные случаи: 167 английских пэров являлись директорами различных компаний. Владение землей, недра которой часто содержали полезные ископаемые, побуждало к развитию горнодобывающего дела. В нем главное место занимала добыча каменного угля, в меньшей степени — медных, оловянных и свинцовых руд. Лэмтены, графы Даремские, в 1856 г. получили со своих шахт прибыль более чем в 84 тыс. ф. ст., а в 1873 г. — в 380 тыс. ф. ст. Поскольку шахтовладельцам дворянского происхождения был близок и понятен опыт арендных отношений в сельском хозяйстве, в большинстве случаев и шахты сдавались в аренду буржуазным предпринимателям. Это, во-первых, обеспечивало стабильный доход, а во-вторых, уберегало от неизбежного при личном управлении риска неэффективного вложения средств в производство.

Образ жизни британских аристократов

Принадлежность к аристократическому высшему свету открывала блестящие перспективы. Кроме карьеры в высших эшелонах власти предпочтение отдавали армии и военному флоту. В поколениях, родившихся между 1800 и 1850 гг., военную службу избрали 52% младших сыновей и внуков пэров и баронетов. Аристократическая знать предпочитала служить в элитных гвардейских полках. Своеобразным социальным фильтром, ограждавшим эти полки от проникновения в них офицеров более низкого социального уровня, являлся размер доходов, который должен был обеспечить принятый в офицерской среде стиль поведения и образ жизни: расходы офицеров значительно превышали их жалованье. Комиссия, изучавшая в 1904 г. материальное положение английских офицеров, пришла к выводу, что каждый офицер помимо жалованья в зависимости от рода службы и характера полка должен иметь доход от 400 до 1200 ф. ст. в год. В аристократической офицерской среде ценились хладнокровие и выдержка, личное мужество, безрассудная храбрость, безусловное подчинение правилам и условностям высшего общества, умение в любых обстоятельствах сохранить репутацию. И в то же время богатые отпрыски знатных семей, как правило, не утруждали себя овладением военным ремеслом, служа в армии, они не становились профессионалами. Этому способствовало и геополитическое положение страны. Англия, защищенная морями и мощным флотом от континентальных держав, могла позволить себе иметь плохо организованную армию, предназначенную только для колониальных экспедиций. Аристократы, прослужив несколько лет в атмосфере аристократического клуба и дождавшись наследства, оставляли службу, чтобы использовать свое богатство и высокое социальное положение в иных сферах деятельности.
Для этого социальная среда создала все возможности. У. Теккерей в «Книге снобов» саркастически заметил, что сыновья лордов с детства поставлены в совершенно другие условия и делают стремительную карьеру, перешагивая через всех остальных, «потому, что этот юноша — лорд, университет по прошествии двух лет дает ему степень, которой всякий другой добивается семь лет» . Особое положение порождало замкнутость привилегированного мира аристократии. Лондонское высшее дворянство даже селилось в отдалении от банковских, торговых и промышленных районов, порта и железнодорожных вокзалов в «своей» части города. Жизнь в этом сообществе подчинялась строго регламентированным ритуалам и правилам. Великосветский кодекс поведения из поколения в поколение формировал стиль и образ жизни джентльмена, принадлежащего к кругу избранных. Свое превосходство аристократия подчеркивала строжайшим соблюдением «местничества»: на торжественном обеде премьер-министра могли посадить ниже сына герцога. Выработалась целая система, призванная ограждать высшее общество от проникновения посторонних. В конце XIX в. графиня Уорвик полагала, что «армейских и морских офицеров, дипломатов и священнослужителей можно пригласить ко второму завтраку или обеду. Викария, в том случае, если он джентльмен, можно постоянно приглашать к воскресному обеду или ужину. Докторов и адвокатов можно приглашать на приемы в саду, но ни в коем случае — ко второму завтраку или обеду. Всякого, кто связан с искусствами, сценой, торговлей или коммерцией, вне зависимости от достигнутых на этих поприщах успехов, не следует приглашать в дом вообще» . Быт аристократических семей был строго регламентирован. Будущая мать Уинстона Черчилля Дженни Джером рассказывала о жизни в родовом поместье семьи мужа: «Когда семья оставалась в Бленхейме одна, все происходило по часам. Были определены часы, когда я должна была практиковаться на фортепиано, читать, рисовать, так что я вновь почувствовала себя школьницей. Утром час или два посвящался чтению газет, это было необходимо, так как за обедом разговор неизменно обращался к политике. Днем совершались визиты к соседям или прогулки по саду. После обеда, представлявшего собой торжественный обряд в строгих парадных нарядах, мы удалялись в так называемую Вандейкову залу. Там можно было почитать или сыграть партию в вист, но не на деньги... Все украдкой поглядывали на часы, которые иногда кто-нибудь, мечтающий поспать, переводил исподтишка на четверть часа вперед. Никто не осмеливался отправиться в постель раньше одиннадцати, священного часа, когда мы стройным отрядом шли в маленькую переднюю, где зажигали свои свечки и, поцеловав на ночь герцога и герцогиню, расходились по комнатам» . В условиях городской жизни также следовало подчиняться множеству ограничений: леди не могла ехать в поезде без сопровождения горничной, не могла одна проехаться в наемном экипаже, не говоря о том, чтобы прогуляться по улице, а молодой незамужней женщине самой отправиться куда-нибудь было просто немыслимым. Тем более невозможна была работа за вознаграждение без риска вызвать осуждение общества.
Большинство представительниц аристократии, получившие образование и воспитание, достаточные лишь для того, чтобы удачно выйти замуж, стремились стать хозяйками модных салонов, законодательницами вкусов и манер. Не считавшие светские условности обременительными, они стремились в полной мере реализовать возможности, которые давало высшее общество. Та же Дженни, став леди Рэндольф Черчилль, «видела свою жизнь как нескончаемую череду развлечений: пикники, регата в Хенли, скачки в Аскоте и Гудвуде, посещения крикетного и конькобежного клуба принцессы Александры, стрельба по голубям в Харлингеме... А также, разумеется, балы, опера, концерты, в Альберт-холле, театры, балет, новый клуб "Четверка лошадей" и многочисленные королевские и некоролевские вечера, длившиеся до пяти утра» . При дворе, в бальных залах и гостиных женщины на равных общались с мужчинами.
Частная жизнь считалась личным делом каждого. Мораль имела чрезвычайно широкие границы, адюльтер был обычным делом. Принц Уэльский, будущий король Эдуард VII, имел скандальную репутацию, его обвиняли в том, что он непременный участник всех «аристократических разнузданностей, которые только совершаются в пределах метрополии» . Его добычей — и, большей частью, безотказной — были жены друзей и приятелей. Такой стиль жизни был присущ многим аристократам и не вызывал осуждения: полагали, что нормы добродетельной супружеской жизни необходимы для низших сословий и не обязательны для высших. На супружескую неверность смотрели снисходительно, но при одном условии: нельзя было допустить публичный скандал в виде публикаций в печати и тем более развода, поскольку это подрывало репутацию. Как только появлялась вероятность бракоразводного процесса, вмешивалось светское общество, стремившееся удержать своих оступившихся членов от окончательного шага, хотя это не всегда удавалось.
Огражденное системой ритуалов и условностей, высшее общество к началу XX в. само разделялось на несколько обособленных неформальных групп, членов которых объединяли общее отношение к сложившимся политическим и общественным реалиям, характер развлечений и образ времяпрепровождения: карточная игра, охота, верховая езда, стрельба и прочие виды спорта, любительские спектакли, светские беседы и любовные приключения. Центрами притяжения для мужской части аристократического общества были клубы. В них удовлетворялись самые изощренные причуды завсегдатаев: в одном из них серебряную мелочь погружали в кипяток, чтобы смыть грязь, в другом, если того требовал член клуба, сдачу давали только золотом. Но при всем этом клубы располагали роскошными библиотеками, лучшими винами, изысканной кухней, создавали тщательно охраняемое уединение и возможность общения с избранными и знаменитыми членами высшего света. Женщинам доступ в клубы обычно был закрыт, но если кто-нибудь из аристократического общества устраивал в клубе прием с танцами и обедом, они приглашались.
Показателем высокого положения в аристократической иерархии было наличие загородного дома, по сути дворца с множеством помещений, наполненных собраниями произведений искусств. В конце XVIII в. для содержания такого поместья необходимо было иметь доход минимум в 5—6 тыс. ф. ст., а чтобы жить «не напрягаясь» — 10 тыс. Важное место занимал прием гостей в загородных домах. Выезды обычно длились четыре дня: гости приезжали во вторник и уезжали в субботу. Расходы по приему гостей доходили до невероятных размеров, особенно если принимали членов королевской семьи, поскольку приезжало (вместе со слугами) до 400 — 500 человек. Излюбленным времяпрепровождением были карты, сплетни и пересуды. В загородных усадьбах содержалось множество скаковых лошадей и натаскивались своры охотничьих собак, на содержание которых тратились тысячи фунтов. Это позволяло развлекать хозяев и гостей верховыми прогулками. Азарт и охотничье соперничество вызывали конная охота на лис и стрельба из засады по дичи. В некрологе по случаю кончины в 1900 г. герцога Портлендского как важнейшие жизненные достижения этого аристократа были отмечены охотничьи трофеи: 142 858 фазанов, 97 579 куропаток, 56 460 тетеревов, 29 858 кроликов и 27 678 зайцев, застреленных на бесчисленных охотах. Неудивительно, что при подобном образе жизни на действительно полезные для общества и государства дела времени не оставалось.

Владельцам великолепных особняков приходится идти на жертвы, чтобы сохранить наследие.

Писатель Нэнси Митфорд как-то сказала: «Аристократия в республике - что курица без головы: еще бегает по двору, хотя на самом деле уже мертва».

«Хотя многие герои этой книги уже немолоды, их взгляды точно нельзя назвать устаревшими, ведь им удалось приспособиться к новым временам и иначе взглянуть на фамильные владения».

А так и не скажешь. Книга повествует о 16 великолепных старинных домах и их владельцах. Наследников, пишет Реджинато, с боем заставляли открывать свои покои для бесконечных толп туристов, а одна женщина, имевшая больше титулов, чем королева Англии, была вынуждена переехать из георгианского особняка в обычный фермерский дом.

Еще один домовладелец, Джон Кричтон-Стюарт, 7-й маркиз Бьют, оказался не в состоянии содержать Дамфрис Хаус, палладиевую виллу XVIII века в графстве Эйршир, Шотландия, а заодно и поместье с неоготическим особняком; и только вмешательство Чарльза, принца Уэльского, помогло уберечь дом от продажи. Реджинато рассказывает: «Аукцион был отменен. Несколько грузовиков, доверху набитых фамильными сокровищами, уже направлялись в Лондон, когда им было велено возвращаться домой».

1 /5 Большая библиотека в Гудвуд-Хаус, Западный Суссекс

Но так ли плохо, если дом все-таки продают?

С точки зрения поклонников сериала «Аббатство Даунтон», все эти лорды, леди, маркизы и графы занимаются благородным, даже донкихотским, делом: они борются за сохранение блеска и красоты фамильных имений. Но с другой стороны, Реджинато лишь описал быт небольшой группы людей, которые по собственной воле тратят жизнь на содержание неоправданно больших домов. Вряд ли кому-то придет в голову жалеть правнучку инвестиционного банкира, которая изо всех сил пытается сохранить семейный загородный дом на Лонг-Айленде. А ведь положение английских «современных аристократов» ничуть не бедственнее ее, просто они куда дольше этим занимаются.

1 /5 Луггала, особняк в графстве Уиклоу, Ирландия, принадлежащий наследнику империи Guinness

Практически все имения из книги Реджинато находятся в Великобритании, а их владельцы в большинстве случаев принадлежат к классу землевладельцев, чьи деньги и власть начали испаряться на заре промышленной революции. После того, как по Англии прошлась Первая мировая война, погубившая многих дворянских наследников (с 1914 по 1918 года на полях сражений погибли 1157 выпускников Итонского колледжа), великие дома Соединенного Королевства оказались в довольно плачевном состоянии. Только уловки, вроде выгодного брака, могли спасти фамильные владения (например, Бленхеймский дворец был «спасен» браком по расчету между 9-м герцогом Мальборо и богатой американской наследницей Консуэло Вандербильт).

Даже семейство Ротшильдов, чьи успехи на банковском поприще сделали их относительно невосприимчивыми к меняющейся британской экономике , отказались от содержания впечатляющего поместья Уоддесдон в графстве Бакингемшир. Реджинато рассказывает: «После Второй мировой войны Уоддесдон стал слишком дорого обходиться даже для Ротшильдов». Так особняк, все его содержимое и 66 га земли перешли в ведение Национального фонда по охране исторических памятников, достопримечательностей и живописных мест Великобритании.

1 /5 Поместье Уоддесдон, переданное Ротшильдами в дар Национальному фонду

Этот список можно продолжить. Файнсы, владевшие замком Броутон с 1377 года, живут на «частной стороне» дома; остальные помещения открыты для публики по £9 за вход. Члены семьи, пишет Реджинато, порой и сами стоят за кассой в местной сувенирной лавке.

Лорд Эдвард Меннерс, второй сын 10-го герцога Ратленда, унаследовал усадьбу в графстве Дербишир. Один из флигелей он превратил в гостиницу «Павлин», а летом пускает туристов в парадные залы главного здания. Реджинато отмечает, что «в отличие от тех, кто воспринимает большие и старые усадьбы как непосильную ношу, Меннерс называет свою „делом всей жизни“».

Другими словами, все эти люди могут по-прежнему называть себя аристократами, но правящим классом они от этого не становятся. А вот управляющим хедж-фондами, например, не приходится взимать плату за вход в собственные покои.

1 /5 Третья зала для приемов и церемоний в Бленхеймском дворце

Однако есть и исключения.

В книге описаны два дома, принадлежащие очень богатой семье Кавендишей. В первом, относительно скромном коттедже, жила Дебора Кавендиш, герцогиня Девонширская. Она покинула 297-комнатный Чатсуорт-хаус, когда ее сын вступил в права наследства. Реджинато пишет, что она всегда высоко ценила компактное очарование таких домов.

«Иметь все такое маленькое - это восхитительная роскошь!», - говорила герцогиня.

Еще одну резиденцию семьи Кавендишей, замок Лисмор в графстве Уотерфорд, Ирландия, Реджинато называет просто - «запасным домом».

1 /5 Дебора Вивьен Кавендиш, герцогиня Девонширская в своем «Старом доме викария» (The Old Vicarage)

Пожалуй, самый великолепный из описанных великих домов принадлежит членам королевской семьи нового поколения. Дадли Хаус, лондонская резиденция катарского шейха Хамада бен Абдалла аль-Тани, площадью 4 тыс км², насчитывает 17 спален и один бальный зал длиной в 15 м; ее примерная стоимость составляет 440 млн долларов. Говорят, когда королева Елизавета впервые посетила эту резиденцию, она лишь сухо заметила, что по сравнению с ней «Букингемский дворец выглядит довольно скучно».

1 /5 Интерьер Дадли Хауса в центре Лондона

Хотя ее слова и можно было бы принять за сомнительный комплимент одного короля другому, скорее, это говорит о том, что понятие «настоящей» аристократии в европейском обществе подразумевает лишь налет былой славы, подобно той, что проглядывает с глянцевых страниц прекрасной книги Реджинато. Правда, за всей этой валоризацией и ностальгией по богатому прошлому легко забыть, что в свое время все эти дома предназначались только для того, чтобы демонстрировать богатство, власть и статус их владельцев. Сегодняшние аристократы возводят свои дома по тем же канонам; просто дворянству нашего времени титулы раздает совет директоров, а не королева.

Английская аристократия — это бренд. Нечто вроде медвежьих шапок гвардейцев и попугаев-бифитеров. Интересно проследить, что было в начале, и как аристократия стала иллюзией.

Юрист Томас Смит (1513–1577) в 1562–1565 годах написал трактат «De Republica Anglorum», в котором сообщил нам следующее: «Мы в Англии обыкновенно делим наших людей на четыре категории: джентльменов, горожан, йоменов, ремесленников или работников. Из джентльменов первыми и главными являются король, принц, герцоги, маркизы, графы, виконты, бароны, и их называют знатью, и все они именуются лордами и знатными людьми: за ними следуют рыцари, эсквайры и простые джентльмены». Эта классификация потом дословно повторялась в описании Англии Уильяма Харрисона (1534–1593).

Как я уже говорил в предыдущий раз, представитель королевской администрации Томас Уилсон (1560?–1629) в своём трактате «Государство Англии в 1600 году» писал: «Пятерным является грубо проведённое деление Англии: знать, горожане, йомены, ремесленники, сельские работники», при этом среди знати Томас Уилсон выделял светскую знать и духовную. М другой стороны, он делил знать на старшую, к которой относил маркизов, графов, виконтов, баронов и епископов, и младшую, которую составляли, по его мнению, рыцари, эсквайры, джентльмены, священники и образованные люди (все, кто получил какую-либо учёную степень). В другом месте своего трактата Томас Уилсон называл в составе «младшей знати» «рыцарей, эсквайров, джентльменов, юристов, профессоров и священников, архидьяконов, пребендариев и викариев».

Историки права легко могут сказать, как появились различные титулы.

Титул герцога (duke, duchess) был создан в Англии на одиннадцатом году правления Эдуарда III (в 1337 г.) и первым герцогом стал старший сын короля - Эдуард Чёрный Принц.

Титул маркиза (marquis, marques, marchioness) был введён на восьмом году правления Ричарда II (в 1385 г.). Приближенный короля Роберт де Вер, граф Оксфордский (Robert de Vere Earle of Oxford) был объявлен маркизом Дублина в Ирландии (Marquesse of Dublin in Ireland).

Титул графа (earl, count, countess) существует в Англии с 800 г. Данный титул стал носить представитель короля в административно-территориальном округе (shire), взявший на себя функции элдормена (ealdorman).

Титул виконта (viscount, viscountess) был создан на восемнадцатом году правления Генриха VI (в 1440 г.). Первым виконтом стал Джон Бомон (John Beaumont). Первоначально виконт являлся шерифом графства (shire).

Титул барона существует в Англии с 1066 г. Первоначально он обозначал держателя земельных угодий, полученных непосредственно от короля.

В эпоху правления Эдуарда III ещё существовал титул баронета, который даровался патентом короля в обмен за определённую сумму денег. Термин «баронет» встречается в тексте одного из статутов короля Ричарда II как обозначение представителя знати, лишённого привилегии участия в парламенте по индивидуальному вызову от имени короля. В последующие времена титул баронета никто не носил, и он был забыт, пока его не возродил Яков I. Двадцать второго мая 1611 года он создал наследственную сословную группу баронетов в надежде выцыганить таким образом немного деньжат для обустройства Ирландии. Его величество предложил титул баронета и земельные участки в Ольстере двумстам джентльменам, которые имели доход не менее 1 000 фунтов стерлингов (один фунт 1600 года по покупательской способности сегодня равен около £135). Для того, чтобы стать баронетами, они должны были купить специальный патент, уплатив в королевскую казну 1 095 фунтов, при этом претенденты на указанный титул брали на себя обязательство содержать в течение трёх лет по 30 солдат из армии, размещённой в Ирландии. Естественно, что хотя Яков I даже разрешил платить за баронетские патенты с отсрочкой на три года, спрос на них оказался не слишком великим. До 1615 года патент на титул баронета купили менее сотни состоятельных кротов англичан (а с 1615 года Яков I придумал возводить в пэрство за деньги). В социальной иерархии баронеты заняли место, которое было выше положения рыцарей, но ниже положения баронов.

В то время, когда Томас Уилсон писал свой трактат, то есть в 1600 году, в Англии не было ни одного герцога. Титул маркиза носили 2 знатных особ, титул графа - 18, виконтами являлись 2 человека, баронов было 39, рыцарей - около 500 человек, эсквайров - 16 000 или более. Общая же численность населения Англии составляла в конце XVI – начале XVII веков около четырёх миллионов человек или немногим больше. То есть, в целом благородное сословие включало примерно полпроцента населения. Для сравнения — в Испании к благородным себя относили 10%. В 1520 году там было 25 грандов и 35 остальных представителей старшей знати, не считая прочую мелочь, зато при Филиппе II было создано ещё 18 герцогов, 38 маркизов и 43 графа, при Филиппе III 20 маркизов и 25 графов, при Филиппе IV — 67 маркизов и 25 графов, а при Карлосе II — 209 маркизов, 78 графов и 5 виконтов! При этом надо сказать, что увеличение численности знати в Испании и отсутствие такого явления в Англии объясняются просто. В Испании феодальный титул был прямо связан с реальной властью, поскольку завязывался на земли. В Англии никогда такого не было в связи с историческим характером их знати. Далее мы увидим, в чём он заключался.

Главное внимание уделялось роду занятий и имущественному положению знати. «Джентльменами являются те, кого их кровь и раса делают знатными и известными», но вместе с тем «ни один человек не делается в Англии бароном, если он не может расходовать из ежегодного дохода, по меньшей мере, одну тысячу фунтов или одну тысячу марок». Ежегодные же доходы виконтов, графов, маркизов и герцогов должны были позволять им расходовать ещё больше денег. Если представители указанных сословных групп имели доходы меньше установленных норм, они все равно сохраняли свои титулы, однако они не допускались в верхнюю палату в парламенте на том основании, что уровень их имущественного положения падал настолько, что не позволял им «поддерживать честь». Для рыцаря ежегодный доход должен был обеспечивать установленные «старинным правом Англии» расходы в сумме сорока фунтов стерлингов - например, «на коронацию короля, или свадьбу его дочери, или посвящение в рыцари принца». Маркизы и графы имели каждый доход в среднем по 5 000 фунтов стерлингов в год. Ежегодный доход барона и виконта составлял около 3 000 фунтов. Трое из епископов - Кентеберийский, Винчестерский и Айл-оф-Илийский имели доход в сумме от 2-х до 3-х тысяч фунтов стерлингов в год, ежегодный доход остальных епископов составлял от одной тысячи до 500 фунтов, но некоторые из них получали меньше этих сумм.

Английской «старшей знати» (герцоги, маркизы, графы, виконты, бароны и епископы) в начале XVII века пришлось трудно. Эти титулы всё больше расходились с реальной властью людей.

Во-первых, аристократов было слишком мало (немногим более шестидесяти семей). Этому во многом способствовала королева Елизавета I, которая стремилась предотвратить размывание старшей знати разбогатевшими выходцами из менее знатных слоев. За тридцать лет Её Величество возвела в аристократический ранг всего лишь одного человека и двоим позволила унаследовать аристократические титулы своих предков. В соответствии с порядком, закреплённым обычаем и правом, титулы герцога, маркиза, графа и барона передавались по наследству только старшим сыновьям. Остальные сыновья аристократов становились всего лишь эсквайрами. При этом все сыновья герцогов и маркизов и старшие сыновья графов величались лордами.

Во-вторых, подавляющее большинство английских аристократов начала XVII века не могло похвалиться древностью своего рода — не более одного-полутора столетий. Аристократические кланы, имевшие более древнее происхождение, за редким исключением (например герцог Бэкингем и маркиз Дорсет) были целиком истреблены в ходе гражданской войны 1455–1485 годов. Из 50 лордов, составлявших на момент начала указанной войны верхнюю палату английского парламента, к 1485 году осталось в живых 29. К 1540 году их число было восполнено. В 1621 году в Палате Лордов заседал 91 светский пэр, из которых 42 человека получили пэрство во время правления Якова I.

В-третьих, к началу XVII века заметно ослабли экономические позиции аристократии. В отличие от французской, испанской и германской знати, опиравшейся на обширные земельные владения, английская аристократия имела главным основанием своего могущества должности при королевском дворе. Титулы английских аристократов, как правило, не были связаны с находившимися в их владении землями, чему в немалой степени способствовала утвердившаяся ещё во времена Вильгельма Завоевателя практика раздачи королём земель своим вассалам не единым массивом, а несколькими участками, располагавшимися в различных местностях («граф Эссекс, например, не имел никакого отношения к землям графства Эссекс, а земли графа Оксфорда располагались где угодно, только не в Оксфордшире»). Наследование титулов не было автоматическим. «Герцоги, маркизы, графы, виконты и бароны или возводятся в звание монархом, или удостаиваются этой почести, будучи старшими сыновьями, как высшими и ближайшими наследниками по отношению к своим родителям», - писал Томас Смит. При этом он отмечал, что возведением в звание именует «в первую очередь дарование и определение условий почести (пожалованной монархом за добрую службу…), которая с титулом этой почести обыкновенно (но не всегда) жалуется ему и его наследникам, только мужского пола…».

К началу XVII века во владении английской аристократии находилось не более 3% земельных угодий. Поскольку этого не хватало для получения соответствующего титулу дохода, английские аристократы искали денег при королевском дворе. Это означает, что они из кожи лезли, чтобы любыми способами добиться для себя каких-либо материальных пожалований, пенсий или рент, а ещё лучше — заполучить должности, позволявшие присваивать казённые средства и брать взятки. Одновременно, с конца XVI века аристократы стали более активно влезать в предпринимательскую деятельность, так что в начале XVII века в этой сфере получали различного рода доходы 78% аристократических семей Англии. Одним из самых распространённых и быстрых способов обогащения становилось в это время получение от королевской власти патентов, предоставлявших аристократам исключительные права на производство чего-либо или торговлю каким-либо товаром. Самые выгодные отрасли внешней торговли Англии - например, экспорт шерсти и сукна, импорт вин, изюма и других продуктов - оказались, таким образом, в монопольном владении отдельных аристократов. Как правило, это были крупные сановники, так сказать, «имевшие доступ к королевской персоне». Достаточно привести в пример Роберта Дадли, впоследствии герцога Лестера. Он нажил огромное состояние благодаря дарованному ему Елизаветой освобождению от налогов на ввоз в страну сладких вин, оливкового масла и бархата.

Английская «старшая знать», хотя и не была кастой, во все времена представляла собой сословную группу, имевшую вполне определённые рамки. Число герцогов, маркизов, графов, виконтов и баронов всегда было хорошо известно. Да и правовое положение носителей данных титулов являлось достаточно чётким. «Пэрство герцогов, графов, маркизов, виконтов и баронов отличалось их наследственными титулами, их благоприятным правовым положением и их привилегированным парламентским статусом». Баронеты обладали, подобно названным группам, наследственным титулом, но они не имели юридических привилегий и мест в Палате Лордов.

«Младшая знать» была более открытой, чем «старшая». Войти незнатному человеку в эту категорию было нетрудно — необходимо лишь достичь определённого уровня жизни. По словам Томаса Смита, «тот, кто изучил где-либо законы королевства, кто учился в университетах, кто освоил свободные науки и, короче говоря, кто может жить праздно, не предаваясь ручной работе и будет при этом в состоянии иметь осанку, обязанности и вид джентльмена, того назовут мастером, так как это и есть звание, которое люди дают эсквайрам и другим джентльменам». Коллегия герольдов давала такому человеку за плату новоизобретенный герб и титул. При этом в геральдической книге делалась запись о том, что герб с титулом пожалованы ему за заслуги и некие достоинства. «Таких людей, - замечал Томас Смит, - иногда пренебрежительно называют джентльменами в первом поколении».

В звание рыцаря возвести мог только король. Елизавета I была крайне скупа не только в денежном плане, но и в раздаче данного титула. Однако в период правления Якова I и Карла I приобрести его мог практически любой землевладелец, имевший возможность заплатить за него требуемую сумму и не отказывавшийся от выполнения соответствовавших рыцарскому званию обязанностей. Впрочем, и обязанности, и права лиц, относившихся к «младшей знати», не имели чётко определённого характера. По этим причинам число рыцарей, эсквайров, джентльменов, священников и относившихся к названной группе образованных людей поддавалось только приблизительному учёту.

Как пишут во всех учебниках истории, в первые десятилетия XVII века экономическое влияние «младшей знати» усилилось. Многие из этой категории становились успешными торговцами или налаживали производство каких-либо товаров. Томас Уилсон это так описал в своём трактате: «джентльмены, которые обыкновенно предавались войне, вырастают в настоящее время в добрых хозяев и знают так же хорошо, как фермеры или крестьяне, каким образом максимально улучшить свои земли». Это и было «джентри» или «новое дворянство». Расхождение между титулом и властью было очень заметно, когда, например, «новый дворянин» юридически считался рыцарем, эсквайром или вообще джентльменом, а фактически был мощным лендлордом, жестоко эксплуатировавшим крестьян и сгоняющим их с наделов для запуска этих наделов под пастбище для овец, предпочитающим крестьянам арендаторов и наёмных рабочих. В то же время он мог выращивать скот для сбыта на Лондонском рынке, разводить коров для изготовления из их молока сыра и масла, которые выгодно придавались в Англии и за рубежом, одновременно с этим добывать руду или каменный уголь (нередко на территории своего же поместья - источники подчас указывают на наличие в манорах каменоломен, залежей угля или других полезных ископаемых) и т. д.

Принадлежность джентри к категории знати давала им возможность участвовать в местном управлении, занимая должности мировых судей, шерифов, присяжных и т. д. Вместе с тем джентри составляли значительную часть Палаты Общин английского парламента. К 1628 году совокупное имущественное состояние членов данной палаты стало более чем в три раза превышать совокупное богатство всех членов Палаты Лордов, если при этом не считать короля.

Вслед за «старшей» и «младшей» знатью в иерархии английского общества конца XVI века – начала XVII века шли горожане или буржуа. Среди них были не только торговцы или владельцы мануфактур, но и должностные лица городской администрации, а также члены Палаты Общин английского парламента.
После горожан или буржуа Томас Смит ставил такую категорию населения, как йомены (yeomen). В его описании - это люди, которые, будучи лично свободными, свободно владели собственной землёй, получая от неё доход в сумме 40 фунтов стерлингов в год. В социальной иерархии они стояли по рангу ниже джентльменов (дворян), но выше работников и ремесленников. Как правило, йомены были зажиточными людьми, проживали в добротных домах, вели какое-либо дело, приносившее доход, позволявший содержать слуг и купить дворянский титул. Томас Вильсон отмечал в своём трактате, что знал «многих
йоменов в различных провинциях Англии, которые были способны ежегодно расходовать триста или пятьсот фунтов, получаемых посредством эксплуатации своей или арендованной земли, а некоторые в два и в три раза больше этого». Численность богатых йоменов, «которые способны одалживать деньги королеве (что они обыкновенно делают по её письмам за печатью, когда она ведёт какие-либо войны, оборонительные или наступательные, или осуществляет какое-либо другое мероприятие)», Томас Вильсон оценивал в 10 000 человек только в сельской местности, не считая городов.

Количество йоменов, называвшихся фригольдерами, державших шесть-десять коров, пять–шесть лошадей, помимо телят, жеребят, овец, и имевших ежегодный доход в 300–500 фунтов стерлингов, насчитывалось в Англии и Уэльсе на рубеже XVI–XVII веков в 80 000 человек. Эту цифру Томас Вильсон вывел, как он сам указывал, из лично им просмотренных шерифских книг.

Таким образом, к началу XVII века английское общество само собой перестало быть феодальным, постепенно и без революции. Юридически это выражалось в потере значения феодальной прерогативы короля: земельное держание, вокруг которого данная прерогатива вращалась, потеряло своё прежнее значение. В дебатах, состоявшихся в Палате общин 8 марта 1609/1610 года по вопросу о прерогативной опеке прямо констатировалось, что такие должностные лица, как наместники и их заместители, мировые судьи в графствах, военачальники и т. д. служат своему монарху независимо от своих держаний, и «когда необходимо поднять какие-либо войска для службы монарху, все считают себя обязанными служить в качестве подданных, и ни один человек не задаёт вопроса, ни о том, чьим держателем он является, ни о том, как он держит свою землю. Поэтому очевидно, что этот вопрос держаний не связан с правительством, он не является ни шпорой чести, ни уздой повиновения».