Солженицин красное колесо. Александр Солженицын - Красное колесо

Александр Солженицын


Красное колесо

Узел IV Апрель Семнадцатого


Прокламация "Молодая Россия", 1862


КАЛЕНДАРЬ РЕВОЛЮЦИИ

Выход… один – революция, революция кровавая и неумолимая… Мы будем последовательнее не только жалких революционеров 48 года, но и великих террористов 92 года, мы не испугаемся, если увидим, что… приходится пролить втрое больше крови, чем пролито якобинцами… С полною верою… в славное будущее России… первой осуществить великое дело социализма, мы издадим один крик "в топоры"


(ст. ст.)

– Германское мин. ин. дел затребовало у мин. финансов еще 5 миллионов марок «для политических целей в России»

– Ф. Платтен по поручению Ленина вошел в конспиративный контакт с германским послом в Берне

24 – На Западе Страстная пятница

– Соединенные Штаты объявили войну Германии

– Германское правительство сообщило ленинской группе согласие на их проезд в изолированном вагоне

25 – 28 – Съезд партии к-д в Петрограде

27 – Выезд группы Ленина-Зиновьева из Цюриха в Германию. Германский посол в Берне: «Крайне необходимо, чтобы немецкая пресса полностью игнорировала происходящее.»

30 – Группа Ленина плывет в Швецию. Император Вильгельм распорядился: если Швеция не примет их – перепустить через Восточный фронт

31 – Встреча Плеханова на Финляндском вокзале

2 – Первый день православной Пасхи

3 – Встреча Ленина на Финляндском вокзале

4 – Ленин в Таврическом дворце выступает с тезисами («апрельскими») об углублении революции

8 – Встреча на Финляндском вокзале Чернова, Дейча, Авксентьева, Савинкова

ВСТУПЛЕНИЕ

ДОКУМЕНТЫ - 1


ЛИЧНЫЙ СЕКРЕТАРЬ ГЕОРГА V СТАМФОРДАМ –


… должен умолять вас передать премьер-министру, что все, что Ко роль слышит и читает в прессе, показывает, что присутствие императора и императрицы в этой стране не понравится публике и конечно ухудшит позицию Короля и Королевы… Бьюкенен должен сказать Милюкову, что недовольство в Англии против приезда императора и императрицы так сильно, что мы должны отказаться от нашего прошлого сог ласия на предложение русского правительства…


ДОКУМЕНТЫ – 2


ПОСОЛ В ПЕТРОГРАДЕ БЬЮКЕНЕН –

МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ БАЛЬФУРУ


… Я полностью согласен с вами… Будет намного лучше, если бывший император не поедет в Англию.

Это возникло перед сибирскими социал-демократами внезапно: к Церетели, в два дня ставшему хозяином Иркутска, пришли спрашивать: пропускать ли подошедшие на станцию эшелоны снаряжения из Владивостока – на фронт? И Церетели, нисколько не задумавшись, воскликнул: „Конечно пропускать!” Так родилось то, что через несколько недель стали дразнить „революционным оборончеством”.


Война! Сколько о ней переговорено и передумано в эти годы ссыльными. Их всех объединяло страстно отрицательное отношение к этой безумной войне, особенно бессмысленной для России, которая не нуждалась ни в вершке территориальных приобретений. Но – не состоялась надежда, что социалистические партии Европы будут бороться каждая с империалистическими стремлениями у себя дома: дико, но оказалось, что там рабочий класс испытывал больше общности с национальной политикой своих правящих классов, чем с международными задачами пролетариата. Только мы, русские, были ото всего этого свободны! – и не желали быть такими близоруко-практичными и не принципиальными, как наши западные братья. Однако мало было надежды, что эта война окончится в условиях народных восстаний, – а тогда чьей же стороне желать победы? Из Европы приходили издания, что Ленин выставлял „национализм наоборот”: желать и добиваться поражения России. Но сибирские социалисты (как Церетели с товарищами по партии – Даном, Войтинским, Вайнштейном, Горнштейном, Ермолаевым, так и дружно с эсером Гоцем) приняли линию абсолютного нейтралитета. (То есть они конечно сочувствовали бы западным демократиям, но вместе с ними победит и царизм? – а это ужас. Надежда только, что коренные интересы российской буржуазии непримиримы с самодержавием и будут расшатывать его.)

И вдруг – грянула революция! И получила по наследству эту войну. И русские социалисты из гонимой безответственной оппозиции вдруг превратились в хозяев революционной страны. И это вызвало психологический перелом к войне, его даже ещё не сформулировали теоретически, а внезапно это вот так проявилось у Церетели.

Когда во Второй Государственной Думе 2 июня 1907 года уже видно было, что остаются считанные минуты или до ареста фракции с-д или до разгона Думы, – молодой стройный грузин, недоучившийся студент, но уже и вождь московского студенчества, но уже и лидер думской фракции с-д – Ираклий Церетели, с благородным изяществом движений, независимостью в поставе головы, волоокий, черноокий, в 11 часов вечера ещё успел получить слово, последний раз взбежал на трибуну и полнозвучным гневным голосом бичевал это правительство военно-полевых судов, это торжество безграничного насилия, когда штык поставлен в порядок думского дня. В тот день государственная громада самодержавия казалась непробиваемо вечной, а наши груди, особенно уже тронутые горловой чахоткой, – обречёнными на раздав.

А вот, не прошло полных десяти лет, как в столицу Сибири Иркутск, к малосмысленным обывателям и ртутно-восприимчивым ссыльным стали притекать, частными поздравительными телеграммами, известия о немыслимом и мгновенном крушении этого проклятого самодержавия. Чего угодно ждали – но только не этого! И вдруг политические ссыльные, до сих пор лишь на частных квартирах да летом на дачах перекипавшие в своих кружках спорами о социалистических установках (ну, правда, иногда выпускали журналы, а Гоц умудрялся – и регулярную газету циммервальдского направления), – в три дня были признаны как единственная тут власть. И сразу же возглавил Церетели комитет общественных организаций, устанавливал 8-часовой рабочий день, на площади перед городской думой выступал к выстроенному гарнизону и затем пропускал войска маршем мимо себя, и восторженно они рявкали комитету, и неохоче – командующему Округом.

Надо было испытать этот переход после шести лет тюрьмы (по слабому здоровью Ираклию заменили каторжные работы тюремной отсидкой), потом четырёх лет усольской ссылки (вполне ужитой и плодотворной, 60 вёрст железной дорогой от Иркутска, и можно поехать в любой день, – однако же вечного безнадёжного поселения, если не бежать за границу), – и к этому вдруг сказочному мгновенному крушению векового строя (да прочен ли успех? да слишком легко достался), к этому состоянию опьянения и властного напряжения.

Но с первых же дней – и острая тревога за судьбы революции. С этой орущей солдатской массой на самом деле не было понимания, это не рабочий класс, это – стихия без определённых социальных идеалов, она даже не отдаёт себе отчёта в совершающемся и таит в себе опасность как анархии слева, так и контрреволюции справа. Российские социал-демократы давно знают из марксизма: революция не может совершить прыжка от полуфеодального российского строя и сразу к социалистическому, предел возможных завоеваний сейчас – демократизация страны на базе буржуазно-хозяйственных отношений. Но такое внезапное присоединение к рабочему классу многомиллионной вооружённой армии заманивает социалистические партии на самые крайние эксперименты, навязать волю социалистического меньшинства всей стране – а это может привести ко взрыву и контрреволюции, и будет распад революции.


Уже на десятый день этой лихорадочной бессонной иркутской обстановки у Ираклия пошла горлом кровь, и пришлось слечь. Надо же, чтобы в самые сияющие дни жизни – отказало здоровье! Телеграммами звали в Грузию друзья, родные, – но нет, тянуло ехать в самый центр революции! Потащился из Иркутска в Петербург „поезд Второй Думы”, на станциях его встречали оживлённые толпы, народ искал вождей, – но у Ираклия продолжалось кровохарканье всю дорогу, он не выходил с речами, только тихо беседовал в купе с членами местных советов.

Да обгоняя медленное движение поезда, они хватали встречные, всё свежее, „Известия” Петроградского Совета, глотки революции. Уже было ясно, что авторитет Совета стоит гораздо выше Временного правительства. Резкие статьи „Известий” диктовали недоверчивое отношение к буржуазии. Но одни статьи противоречили другим – кто их писал? кто печатал? – получалось, что у Совета нет своей ясной программы. И рвалось сердце – скорее туда, и скорее покончить с этим хаосом и неопределённостью! Теперь, когда революция переходит от отрицательных задач к положительным, – нужна прежде всего ясная программа, особенно о власти и о войне. С радостью и гордостью читали, перечитывали Манифест 14 марта – то международное слово, которого всю войну чаяли миллионные замученные массы во всём мире. Да! конечно – не безоглядное оборончество. Но и – не свержение Временного правительства. И как это трудно будет объяснить сейчас рабочим массам в Петрограде: что, вот, при безусловной победе революции надо самоограничиться в требованиях? как объяснить рабочим важность этого нематериального, неосязаемого влияния технически образованных культурных кругов?

ЗАЁМ СВОБОДЫ. Воззвание Временного правительства.

К ВАМ, ГРАЖДАНЕ ВЕЛИКОЙ СВОБОДНОЙ РОССИИ, К ТЕМ, КОМУ ДОРОГО БУДУЩЕЕ НАШЕЙ РОДИНЫ. СИЛЬНЫЙ ВРАГ ГРОЗИТ ВЕРНУТЬ СТРАНУ К МЁРТВОМУ СТРОЮ… НУЖНА ЗАТРАТА МНОГИХ МИЛЛИАРДОВ, ЧТОБЫ СПАСТИ СТРАНУ…

ВОССТАНИЕ В СЕРБИИ против болгар.

Падение духа в турецких войсках… Положение турецких войск в Месопотамии становится всё более тяжёлым. Иерусалим полон беженцев…

Вашингтон . Подписка на «Заём Свободы 1917 г.» выразилась положительно в золотом потоке, идёт в таких огромных количествах, что грозит загромоздить все телефонные линии. Фактически каждый мальчик-рассыльный даёт телеграфное распоряжение о подписке на заём…

(Агентство Рейтера)

…Но мы все, русский народ, будем ответственны перед историей, чтобы дальнейший ход революции был достоин её великого начала. За слабость нашей воли и разума поплатятся будущие поколения – но осуждено и проклято будет теперешнее. Перед судом грядущих поколений мы будем нераздельны в вине, как и в заслугах.

При старом режиме для пополнения казны был совершенно недостаточно использован налоговый аппарат. Нынешняя перестройка государственных финансов не может не быть связана с увеличением налогового бремени.

…Дайте армии людей! Неужели Россия оскудела народом? Где пополнения? Кто забронировался протекциями в тылу – изгнать силой всего народа!

(«Русская воля»)

ЗАЯВЛЕНИЕ КРОНШТАДТСКОГО СОВЕТА . Кронштадт вселяет безпокойство в чёрную сотню буржуазии… Кронштадтский Исполнительный Комитет Совета примет все меры решительной борьбы с тёмными элементами, прикрывающимися званием «корреспондентов Биржевых ведомостей».

Председатель И.К.Любович

КЛЯТВА ЖАНДАРМОВ . …отправляясь на позиции, бывшие городовые и жандармы приветствуют Временное правительство и Совет рабочих депутатов. Одушевлённые любовью к Родине и народу, мы даём клятву… Мы защищали жизнь и имущество всякого мирного населения… Многие из нас имеют боевые отличия за японскую и нынешнюю войны…

…На юге ожидают сокращения посевной площади наполовину. Создавая совершенно необоснованную тревогу, владельцы и управляющие крупных имений бегут в город, бросая имения на произвол судьбы… Неужели же торжество революции и выполнение социальных идеалов должны сопровождаться народным голодом?.. Земли остаются без посева, и нет посевного материала…

Харьков . Общественный комитет направил телеграмму в Петроград: немедленно удалить архиепископа Антония ввиду вредного направления его деятельности. В воскресенье 16 апр. была драка в соборе сторонников и противников. Зачинщик её – студент коммерческого института, во время богослужения оскорбивший архиепископа и угрожавший убрать его, арестован милицией.

…Как Синод должен выслушивать указ Временного правительства? – стоя, как высочайший указ, или сидя, как сообщение Совета министров? Решено: стоя, в знак всеподданности Временному правительству.

ТЁМНЫЕ СИЛЫ. Харьков , 17 апр. В Харькове распространяются тёмные слухи о том, что вчера, во время служения архиепископа Антония в Мироносицкой церкви, какой-то еврей Коуфман «что-то сказал». Коуфман подвергся избиению.

Житомирский городской Исполнительный Комитет обратился с ходатайством к Временному правительству: удалить епископа Евлогия из пределов Волынской губ. Ходатайство поддержано житомирским Советом рабочих депутатов. Но духовенство расходится со всеми общественными организациями и выступает не в том направлении, как это было бы желательно в смысле укрепления основ нового строя. И Евлогия до сих пор не высылают.

Житомир . Украинская рада высказалась за немедленное удаление архиепископа Евлогия из пределов Украины как врага украинского народа.

…Сведения депутата ГД Фридмана, что в Подольской губ. ведётся погромная агитация, не соответствуют действительности. Нигде в Подольской губ. не наблюдается проявления вражды к евреям.

БОЙТЕСЬ ЭКСЦЕССОВ! …Над ленинцами нависла опасность народного самосуда. Скажем сразу: было бы несчастьем для революции и позором для свободного народа, если бы имел место какой-нибудь насильственный акт, какой-нибудь эксцесс против Ленина или «Правды»… безтактная полемика с Лениным некоторых органов печати, подозрения в «германофильстве», подозрения ни на чём не основанные… кто призывает к расправе с Лениным – вот подлинная агитация к гражданской войне.

…Революция принесла народу ценный подарок: вежливость. Основное последствие революции – радостное просветление народа. А первомайский праздник показал, что за вежливостью пришли и смех, и радость.

Ж-д билеты . …создан особый комитет по урегулированию продажи ж-д билетов. Комитет обратился к населению с воззванием: записываться на очередь на первую половину мая и не образовывать очереди на Б. Конюшенной в день светлого первомайского праздника…

В Москве острый недостаток фуража, гибнут лошади. Готовится введение карточек на фураж. С 18 апреля уменьшен жителям хлебный паёк с 1 ф. до 3/4 ф.

В марте и апреле много германских и австрийских подданных самовольно приехали в Москву.

Опера «Жизнь за царя» будет теперь, очевидно, исключена из театрального репертуара.

В Мариинском театре совещание о дальнейших отсрочках военнообязанным артистам… В Александринском театре таких 28 ч., в том числе Мейерхольд. На собрании труппы Александринского театра принята резолюция: «Признать деятельность театров в военное время необходимой, так как она поддерживает бодрость в народе».

Не секрет, что вместе с борцами за свободу кое-где с сибирской каторги выпустили и уголовников. И все выдают себя за освобождённых политических.

Одесса . В честь 1 мая ярко манифестировал весь гарнизон во главе с генералитетом, офицерством и до последнего солдата. Евреи-юнкера шли с пением древнееврейских песен.

Витебск . Сознательным классом населения переворот встречен в нашей губернии с восторгом, но среди тёмной массы произошло замешательство. Наблюдались явления, не отвечающие задачам момента, – но сознательный класс взял верх.

(«Биржевые ведомости»)

В Киеве организуется общество югороссов. Югоросс – тот, кто признаёт своим языком русский литературный язык, а местом деятельности – территорию свободной Украины. Бороться с узко-национальным течением…

Ростов-на-Дону . Собрание трёх тысяч русских галичан постановило протестовать против захватной деятельности украинцев и их произвола к русским галичанам, буковинцам и угророссам, и их попыток превратить русские гимназии в украинские.

КРАСНОЕ КОЛЕСО СМЕНИЛОСЬ ЖЕЛТЫМ
Наталья Солженицына - о главной книге Александра Солженицына и о наших днях С обрание сочинений А.И. Солженицына в 30 томах выходит в издательстве «Время».
Три тома увидят свет впервые. В одном - авторский дневник эпопеи «Красное Колесо». В другом - книга о современной России «Иное время - иное бремя». В третьем - неопубликованная часть «Литературной коллекции».
Вслед за первым томом («Рассказы и Крохотки» 1950-1990-х) были отпечатаны тома 7-8. Это «Август Четырнадцатого» - Узел I «Красного Колеса».
Литературная хронология нарушена волей автора: «повествованье в отмеренных сроках» о русской революции выйдет до «Архипелага ГУЛАГ».
О «Красном Колесе» рассказывает редактор-составитель собрания сочинений Наталья Дмитриевна СОЛЖЕНИЦЫНА.

- Александр Исаевич Солженицын считает главной своей книгой не «Архипелаг ГУЛАГ», но «Красное Колесо». Почему?
- «Красное Колесо» - книга, параллельная всей его жизни.18 ноября 1936 года возник замысел: «Я буду писать роман о русской революции». Восемнадцатилетний студент начал с глав о боях в Восточной Пруссии в 1914-м.
В 1944-м именно в Восточную Пруссию - по совпадению! - пришел он сам со своей батареей. Потом был арест. В Бутырской тюрьме, на пересылках, на шарашке, в лагерях Солженицын расспрашивал старших о Семнадцатом годе.
И вот это был его вектор. Он его оседлал, пришпорил и летел на нем.
Материал «Архипелага»… его было так много! Он просто заставил выполнить очевидный долг, который наложила на автора его судьба.
Но вела Солженицына всю жизнь именно мысль: понять, как происходила катастрофа Семнадцатого? Каков ее механизм? Повторяем ли он? Был это рок или нет?
Революция в России не могла не произойти - или могла не произойти?
В 1970-х он записал: «Поразительно, что за 60 лет не написано в художественной литературе о таком великом событии, как Февральская революция, практически ничего… Так много мемуаров (россыпь), исследований - а романа нет. Такова сила заслоненности (позднейшими событиями). Все эти груды от современников лежат и томятся, как будто ждали меня».

Мощная скрупулезность хроники ломает миф о «великой бескровной». «Мартобрь» 1917-го: 11 тысяч самосудов. Кронштадт и Гельсингфорс: число убитых офицеров - половина от числа офицеров, погибших при Цусиме.
Петроград: расправы с городовыми. Директор Путиловского завода утоплен: хорош спину гнуть! Общинники громят хутора отрубников - «столыпинских помещиков».
...До 1922 г. погибнут около 15 миллионов.

- По степени подробности «Красное Колесо» - труд для группы историков.
- Да, автор изучил и задействовал колоссальный материал. Мемуары, письма, дневники. Все, написанное историками в эмиграции. Все главные газеты тех месяцев.
Александру Исаевичу посчастливилось застать живыми еще немало участников и свидетелей. После нашей высылки он много встречался с эмигрантами первой волны.
Вот Александр Павлович Севрюгин, православный монастырь в Бюсси. В прошлом военный человек, он жил при обители. Замечательно рассказывал о Первой мировой (он был, кажется, подхорунжим) и о Гражданской.
Была чудесная встреча с Зинаидой Степановной Мокиевской-Зубок, сестрой милосердия Добровольческой армии. Ее воспоминания позднее вышли во «Всероссийской мемуарной библиотеке».
В разгаре работы А.И. записывает: «В «Архипелаге» я написал: теперь если придется получить бодрое письмо, то только от бывшего зэка. Ныне, в 1977-м, могу добавить: или от бывшего белогвардейца. Пережившие тьму, унижение и нищету эмиграции, в возрастах по 80 лет, - передают мне в письмах свою твердость, верность России, ясный взгляд на вещи. Cтолько перестрадать и так сохраниться духом! Очень помогают взять эпоху».
Колоссальный материал требует и недюжинного умения с ним обходиться. Ниточек из источников можно натаскать сколько угодно. Важно сразу каждой найти правильное место. А то потом пропадешь. Не найдешь ее никогда.
Картотека Александра Исаевича для «Колеса» - она вся у нас сохранилась. Она занимала ящики и столы большой библиотечной комнаты в Вермонте. Это сотни конвертов с надписями: «Петроградский гарнизон», «Петроградские заводы», «Флот», «Деревня», «Казачество», «Церковь», «Земство», «Кадеты», «Ревдемократы». Или: «Гучков», «Маклаков», «ген. Алексеев», «Троцкий».
И в каждый конверт он при чтении сразу вкладывал выписки по теме.
- В докомпьютерную эру...
- Конечно. Но - при его четком складе ума и математическом образовании. А это помогает в любой профессии. В «Дневнике романа» есть запись: «Для такой работы, как мои Узлы, нужно еще одно качество или страсть - систематика. У писателя ее, как правило, не бывает. А без нее я бы тут пропал давно».
Укорененность этой книги не только в документах. Но и в них. И в ответах на главные вопросы многое менялось по мере добывания и усвоения материала.

«Красное Колесо» - суровая книга. Именно благодаря систематике автора.
Солженицын точно расплетает по ниточкам наш любимый плач: «Тяжелей всех судьба казнит Россию». Да за что же?!
…Читаешь о плане второго этапа реформ Столыпина. Увеличить число стипендиатов в университетах в двадцать раз, число средних школ - до 5000, высших - до - 1500. Ввести «ценз профессионализма» в госаппарате - и тем еще облегчить вертикальную мобильность. (Хотя в 1910-х 20% гимназистов уже были «из крестьян».)
Далее в проекте - дороги, заводы, развитие земств и геологии. Какие планы переустройства страны к 1932 году!
…Читаешь далее: из чего сложилась гибель Столыпина? Из того, что генерал N., долго не думая, дал агенту Богрову пропуск в театр. А офицер N. не проверил его в дверях - хотя был обязан. И Богров вошел в Оперу с оружием. А отчего же единственный охранник Столыпина был далеко от него? А...
То же и Февраль 1917-го. Читатель видит, как «гибель империи» сложилась из тысяч поступков. Из лености, тщеславия, страха перед «общественностью» конкретных людей.
Кто из них знал, что делает свой шаг к общей бездне? И что до 1953 г. в ней сгинут 50 миллионов?
…И фертом из табакерки выскакивал на авансцену истории инженер-путеец Бубликов - чтобы разослать телеграмму о событиях в Питере по всей России. После чего брожения запасных полков перешли в разряд мировых событий.
Остановить было уже нельзя. Или можно? На этом перекрестке? На той станции?
Самая сильная нота книги: так и мы не знаем, что творим здесь и сейчас.
Как много перекрестков, на которых один в поле воин. И его выбор решит дело.
Но еще одно выступает из скрупулезной хроники. Людей, не захваченных общей лихорадкой, нашлось не так много. Они были: деятельный царский министр Риттих, честный народник Пошехонов, полковник Кутепов, рабочий лидер Козьма Гвоздев. Но соблазненных славой либерального генерала или правом пошабашить «в народе» оказалось больше.

- Книга строгого суда... Даже не над революцией.
- Я бы так не сказала. Эта книга предлагает читающему вынести свой суд. Вероятно, он будет у многих суровым. Но не потому, что так хотел автор. У Солженицына-писателя есть такой принцип: о каждом персонаже он пишет изнутри. Позволяет каждому быть себе адвокатом.
Даже если этот человек автору неприятен, или чужд, или странен, аргументы в пользу его выбора изложены его же мыслями: будь то Керенский, Милюков, Плеханов или Николай II. Так возникает органное звучание этой исторической прозы.
- Но тогда кем же был Ленин? По томам «Октября» и «Марта» кажется: не демон, не демиург. Так, поплавок на волне, пузырь земли. Не причина гибели миллионов и «вывиха оси» России, а следствие слабости, лености, страха сотен иных людей.
- Нет, конечно. В том и беда, что люди различают демона, лишь если он является в мефистофельском плаще. Ленин был человеком огромных возможностей. Отчасти и поплавок на волне, и пузырь земли. Но он нес в себе колоссальный заряд. И держался на этих волнах, где никто, даже сильнейшие, ничего не могли сделать. Не упустил момент, когда гребень волны поднялся и взметнул его, куда он и метил.
Вот это и отличает гения от не-гения.
Такая была у него начинка и такая невероятная целеустремленность, что он не упустил этот миг. Шел к нему всю жизнь. Но ведь не мог знать: случится - не случится? Большинство даже высокоодаренных людей отпускают поводья в свой главный миг.
Парвус был ярче. И Троцкий ярче. Ну и что? Да, они лидировали на каких-то отрезках. Но и только. И блистая, и поражая, и увлекая за собой, они тем не менее не прошли всей дистанции. Они просверкнули и проиграли. Ленин не проиграл. Он все перевернул. И мы все еще живем в ленинской России.
Он, конечно, не черно-красный демон. Cкорее… серый. Но мощнейший.
И это гораздо страшнее, чем демон-артист.
- «Дневник романа», «Дневник Р-17» будет опубликован впервые. Когда?
- Желание автора и мое желание - как можно быстрее покатить «Колесо». Второй Узел, «Октябрь Шестнадцатого», уже в издательстве. Думаю, тома выйдут в феврале-марте. К осени 2007-го - четыре тома «Марта». Потом «Апрель». И за ним «Дневник Р-17». Полагаю, в 2008 году.
- А какова эта книга?
- Жизненные противостояния Солженицына, публично известные, оставляют впечатление человека стального. Бескомпромиссного. Лишенного сомнений.
Об этом не раз писали. Он кажется таким.
На самом же деле все совершенно по-иному! И дневник, сопровождавший двадцать пять лет его работы над «Красным Колесом», это раскрывает. Там много сомнений, даже терзаний.
«Дневник Р-17» писал человек страдающий.
В каких-то записях автор отчаивается, что, видно, недостанет сил завершить «Колесо». Потому что на хронику нескольких месяцев - Шестнадцатого и Семнадцатого - ушло столько лет труда.
Но дальше, в процессе работы, он убеждается (и мы вместе с ним), что уже с мая 1917-го ничего нельзя было вернуть и затормозить.
Прежде он хотел вести действие до Октября 1917-го, так же детально показывая, как это было. А потом понял, что уже в мае не стало сил, которые это космическое колесо могли остановить. Что случилось - уже показано. И - уже случилось…
- Может быть, десятитомной хронике не хватает краткой и жесткой коды?
- В конце каждого тома «Марта» была такая вот кода - обзорная глава. Написанная «сегодняшним человеком»: Солженицыным, прошедшим Вторую мировую, ГУЛАГ, высылку.
Я-то как раз полагала, что эти главы в корпусе «Колеса» противоречили замыслу: максимально точно реконструировать события, но право суда вручить читателю. Александр Исаевич колебался, наши споры - на страницах «Дневника». В конце концов он соединил эти четыре главы в статью «Размышления над Февральской Революцией».
- «Размышления» есть на сайте www.lib.ru. Там очень сильна тема «Красного Колеса» как книги о вечной розни между властью и «общественностью».
«Это было - как всеобщее (образованное) состояние под гипнозом. …Накал ненависти между образованным классом и властью делал невозможным никакие конструктивные совместные меры, компромиссы, государственные выходы, а создавал лишь истребительный потенциал уничтожения».
Результаты той розни налицо. Но можно ли нам в 2007-м «признать правительство»?
- Вообще-то правительство неяркое… Но вот что: правительство пора признать участником диалога. Пора с ним спорить, пора его сечь, пора его хвалить, ежели заслужит!
Возможность сказать вслух сейчас есть. Да, ее нужно добиваться. Но мы видим: на волеизъявление групп власти реагируют.
Так было с монетизацией. Так 28 тысяч человек вступились за Щербинского - водителя, при обгоне которого погиб губернатор Евдокимов. Движение обманутых дольщиков, идея референдума в Петербурге о башне «Газпрома» на Охте… Народ точно учит новый язык разговора с властью.
- Или сопротивление СТД и Союза музеев закону «Об автономных объединениях». И добились коррекции - двухлетним крючкотворством согласительных комиссий.
- И заметьте: в этой акции не мог участвовать весь народ. Но группа людей, которая считала это своим кровным делом, нашла возможность влиять на Думу.
Мы так привыкли, что были цари, потом большевики, при которых лучше не вылезать… Сознание людей должно измениться, а меняется страшно медленно.
Принцип взаимодействия с властями должен родиться другой. Тот, которого не было в России в Феврале 1917-го: не ломать все с размаху и не сдавать все без звука.
- Есть сцена в «Колесе»: полковник Воротынцев у Шингарева. Октябрь 1916-го. Известный кадет, будущий смертник Шингарев с ужасом и восторгом говорит: читаю о Франции конца XVIII века. О, какое сходство с нами!
Воротынцев отвечает: «Не сами ли мы эти параллели нагоняем? А как бы усилия приложить - распараллелить? Как бы… обминуть?».
Мы любим строить эти параллели. Особый соблазн: пишущие растут над собою на размер предсказанной беды. Она сгущается в разуме читателей: коль уж все пишут! И наступает.
В 1916-м читали о гильотине.
Сейчас о сходстве с Германией в канун фашизма.
Что вы думаете об этом? «Как бы усилия приложить - распараллелить»?
- Недавние дикие проявления бесконечно удручают. На моем курсе мехмата МГУ учились вьетнамские мальчики; это были ангелы просто… Тихие, старательные, милые.
И вот таких же в Петербурге на улице убивают.
Я жить не могу от стыда, когда такое происходит.
Несомненно, с этим нужно бороться жестче. Кажется, наконец начинают.
Но я думаю, что население России не несет в себе корней фашизма. По всему предыдущему опыту: их нет!
Но тем не менее мы видим факты. Значит, надо искать причину. Я думаю, «наша» в том, каким путем пошло избавление от коммунизма в 1990-х. Социальная безнадега целых городков. Или районов в больших городах: к таким городам долго относился и Петербург.
В 1996 году мы были там с Александром Исаевичем. Это были слезы! Грязный, плачущий город. Плачущий в прямом смысле: все фасады с темными потеками.
Тогда и появились скинхеды петербургские. Это же ясно: подворотни большого города, где скапливаются подростки. Сегодня обрушилась нужда - и нет работы - и впереди безнадежность. В таком воздухе всегда найдутся гуру, которых пьянит власть.
Разваливалось хозяйство в целых регионах. Негде было работать. И уехать невозможно. И люди во множестве попали в социальную ловушку.
- В 1998-м в книге «Россия в обвале» Александр Исаевич приводил письма к нему об этом. Сейчас пишут о том же?
- Пишут все время: его вообще признают защитником провинции. Да он всегда им и был. Люди пишут о том, что им теперь недоступно. Очень много - о культуре, которая сейчас не доступна нигде, где нет нефти. Особенно учителям, врачам в Средней полосе. Да, стало чуть лучше с зарплатами. Видно по письмам. Но все равно нет денег, чтобы в каникулы приехать в Москву, походить по театрам, по выставкам (как прежде делали учителя). Теперь в каникулы они работают на огороде.
Много людей нравственно подорваны этими годами.
- В Англии 1930-х после Великой депрессии жилось так трудно, что рабочие и часть элиты интересовались опытом рейха. Но смогли «обминуть».
- Решение этих проблем - очень тяжелое. Но истоки - не в русском национальном характере.
Агрессия может ожить в любом обществе, была бы среда. Среду мы создали сами крайне неумелым переходом. Те, кто вел страну в 1990-х, забыли, что есть люди, о которых надо заботиться. Более умные из прежних лидеров теперь это признают.
- Вы упомянули: постсоветские годы Александр Исаевич называет «Желтым колесом». Что за этой формулой?
- Мы не видели август 1991 года в Москве. Жаль: это переживалось участниками как великие дни. Но тот подъем был канализирован в ничто. То, что называли демократией в эпоху Ельцина, конечно, было фарсом.
Ложь (иногда по глупости, но чаще сознательная) ломила уши, когда в 1994-м мы вернулись. Хотелось спросить: «Неужели вы сами этого не слышите?».
Многие не слышали. Возможно, по инерции 1991 года.
...Желтизна - и в мгновенной смене идеалов, в которых воспитывали детей. Их отменили в одночасье. Стало хорошо быть богатым. Но «Не укради!» стало вслух произнести неприлично. «Не убий» тоже не звучало. Нравственные императивы ушли из речи на годы.
И оказалось: не поддаться, жить своим разумом, остаться верным тому, чем дышал, - в Желтом вихре безопаснее, чем в Красном. Но тоже очень непросто.
Красное Колесо… оно хоть не пряталось. Желтое пришло исподволь, под ложными лозунгами. И тоже убило огромное число людей.
Накат этого нового Колеса мучил Александра Исаевича изначально. Вот его записи:
«Три Великие Смуты сейчас сошлись на моих столах. Смута Семнадцатого века, которую я слежу - по историкам, да как раз-то с поиском уроков; Смута Семнадцатого года, доработанная до дна; и Третья Смута, сегодняшнего дня… и к которой «Колесо» так и опоздало, опоздало.
Эти 75 лет немилосердно накладывались на нашу страну - все новыми, новыми давящими слоями, отбивая память о прошлом, не давая вздохнуть, опомниться, понять дорогу. И - опять мы на той же самой, Февральской: к хаосу, к раздиру, на клочки.
И демократы наши - как и в 17-м году, получив власть, не знают, как ее вести: и не мужественны, и не профессиональны.
В Семнадцатом веке наш народ в глубинах страны был здоров, сыт и духом стоек. И устоял. В Семнадцатом году - еще сыт и еще здоров телом. А сейчас - все голодны, больны, в отчаянии и в полном непонимании: куда же их завели?».
Это 1991 год.
- Эпопея выходит в новой авторской редакции...
- Изменения касаются главным образом «Марта» и «Апреля». Суть - освобождение от избыточной информации. По преимуществу, в «газетных» главах.
Александр Исаевич ими увлекался. Прислали из Гуверовского архива микрофильмы газет 1917 года, и он провел существенную часть жизни за «одороблом». (Мы называли аппарат для чтения крестьянским словцом: он был большой до нелепости.)
В газетах было столько ярких деталей! Но такой объем трудно воспринять.
А у автора не было сил на ужатие: мы уже спешили в Россию. Началась перестройка. И Солженицын с «Апрелем» очень торопился.
Года два назад он провел серьезную редактуру. 5-7% объема автор отсек. К явному облегчению чтения. Но изменений сути, иного взгляда на траекторию Красного Колеса там нет.
- Мы ведь точно боимся этой темы. В 2006-м был опыт в «Живом журнале» - публицист Ольшанский задал вопрос: «С кем бы вы были в 1917-м?».
Дали 1100 ответов. В основном: «С красными: я из малоземельных». «С красными: они построили в дикой стране Магнитку». Часто отвечали: «Я был бы с теми, кто побеждает».
Похоже, страна не хочет осмысления и покаяния.
К осуждению коллективизации и 1937-го нас вели выжившие жертвы и их потомки. Жертвы Гражданской и 1920-х гг. потомков в России почти не оставили.
- Это очень спорно. Думаю, что тех, кто сегодня в России осуждает коллективизацию и 1937-й, не больше, чем тех, кто готовы признать правомерность и героизм Белой борьбы. Но важнее иное: когда кровные потомки поднимают голос, это не так ценно, как когда не кровные. Я думаю, покаяние народа за неправедный кусок своей истории не только возможно, но и необходимо. Нет, не в форме храмового действа. Покаяние - в труде осознания прошлого. И в вынесении (на основании уже сегодняшнего опыта) своего личного вердикта.
Нам Бог дал эту землю и язык; наши предки растили, накапливали, окультуривали. Мы спустили все это. Уничтожили друг друга. Как за это не каяться?
Но пока что «победа красных при Рунете» меня не удивляет. Старая пропаганда работала мощно, долго. И прочно внедрена в сознание взрослых соотечественников.
- В книге есть формула: «Младенческий, дополитический народ легко соблазнить». Закон о всеобщем начальном образовании в России принят в 1908-м. Выполнен в 1930-х. «Всеобщее среднее» СССР получил в 1970-х. Наша первая общая картина России ХХ века - из брежневских учебников.
- После нашего возвращения Александру Исаевичу не раз присылали новые учебники истории на экспертизу. Тоже слезы. Не агитационных, служащих факту, достойных уважения учебников по истории России ХХ века пока не видно.
Так что, к сожалению, и подростки знают не больше и не качественнее старших.
Но вот то, что столько людей ответили в Сети на «сугубо исторический вопрос», может быть, означает: бродит тревога самоопределения? Серое пятно хочет быть просвечено.
Помните, у Ахматовой в «Поэме» строки, написанные уже в 1940-х, с новым опытом: «Словно в зеркале страшной ночи / И беснуется, и не хочет / Узнавать себя человек, / А по набережной легендарной / Приближался не календарный - / Настоящий Двадцатый Век».
Если хотите, «Красное Колесо» - зеркало, которое автор подставляет нам.
Вот зеркало. Если вы отважитесь на труд самопознания и будете в силах принять его итоги - не все потеряно.
…Важно даже не присудить, кто был прав. Важно понять: какой стебель из всего произошедшего может вырасти для сегодняшнего дня? Только это и важно!
Кто помнит, что в 1910-х экономика в России росла как на дрожжах? И что при том у нас были самые низкие в Европе налоги: 1%, а не 33%? Хотя страна была та же: огромная, население не больно плотное, а кое-где - совсем редкое. И с дорогами беда.
Но те же дороги: разве мы помним, что трассу Транссиба проложили в 1901-1910-м - в рекордные сроки? Сейчас немцы проектируют скоростную дорогу Кельн-Шанхай. Рассчитывают на те же десять лет. А ведь век прошел.
Но мы только и твердим: все в России было очень плохо. И надо глядеть на Запад.
Конечно, на Запад надо смотреть. И на Китай с его чудом. Смотреть надо всюду. Но поскольку строить все равно придется на нашей земле - надо знать, как хозяйствовали здесь, у нас. И как дальше разрушали.
- Но тогда почему тираж собрания сочинений А.И. Солженицына - 3 тысячи? Книги, выходящие в 140-миллионной стране таким тиражом, существуют перед Богом, но не перед людьми. Не оттого ли мы остались при истинах советских учебников, что их печатали миллионами?
- Я к этому очень спокойно отношусь. Мы же теперь существуем «в условиях рынка». Издательство «Время» назвало этот тираж пробным. Проба явила себя так: 3000 исчезли со складов «Времени» к концу первого дня продаж. Тут же Екатеринбургу был заказан второй тираж, весь обеспеченный заказами оптовиков и магазинов. Сейчас он уже в Москве.
Так что издатели будут печатать столько, сколько решит прочесть страна.

Беседовала Елена ДЬЯКОВА

15.01.2007


Александр Исаевич Солженицын

Александр Исаевич Солженицын

Красное колесо. Узел I Август Четырнадцатого

Александр Исаевич Солженицын

Красное колесо.

Узел I Август Четырнадцатого

О КНИГЕ

Последняя редакция Узла сделана уже в процессе набора, в 1981 в Вермонте.

Солженицын Александр Исаевич

“Август Четырнадцатого” задуман автором в 1937 году – ещё не как Узел Первый, но как вступление в большой роман о русской революции. Тогда же, в 1937 в Ростове-на-Дону, собраны все материалы по Самсоновской катастрофе, доступные в советских условиях (немалые), – и написаны первые главы: приезд полковника из Ставки в штаб Самсонова, переезд штаба в Найденбург, обед там… Конструкция этих глав осталась почти без изменения и в окончательной редакции. В той первой стадии работы много глав отводилось Саше Ленартовичу, но эти главы с годами отпали. Были также главы об экономии Щербаков (дед автора по матери), где уже тогда задевался вопрос о деятельности Столыпина и значении убийства его.

Затем в работе над романом наступил перерыв до 1963 года (все заготовки сохранились через годы войны и тюрьмы), когда автор снова стал усиленно собирать материалы. В 1965 определяется название “Красное Колесо”, с 1967 – принцип Узлов, то есть сплошного густого изложения событий в сжатые отрезки времени, но с полными перерывами между ними.

С марта 1969 начинается непрерывная работа над “Красным Колесом”, сперва главы поздних Узлов (1919-20 годы, особенно тамбовские и ленинские главы). Той же весной 1969 писатель перешёл к работе над одним “Августом 1914” – и за полтора года, к октябрю 1970, кончил его (то, что в нынешнем издании составляет первый том и часть второго).

В таком виде Узел Первый был опубликован в июне 1971 в Париже издательством YMCA-press, в том же году вышло два соперничающих издания в Германии, затем в Голландии, в 1972 – во Франции, Англии, Соединённых Штатах, Испании, Дании, Норвегии, Швеции, Италии, в последующие годы – и в других странах Европы, Азии и Америки.

Самовольное печатание книги на Западе вызвало атаку на автора в коммунистической печати.

После высылки писателя в изгнание, он углубил написанные ещё в СССР ленинские главы, в том числе и 22-ю из “Августа”, намеренно не опубликованную при первом издании. Она вошла в отдельно изданную сплотку глав “Ленин в Цюрихе” (Paris, YMCA-press, 1975). Весной 1976 писатель собрал в Гуверовском институте в Калифорнии обширные материалы об истории убийства Столыпина. Летом-осенью 1976 в Вермонте были написаны все относящиеся к этому циклу главы (ныне 8-я и 60-73). В начале 1977 написана глава „Этюд о монархе” (ныне 74-я, была отдельно напечатана в “Вестнике РХД”, 124, 1978) – после чего Узел Первый окончательно стал двухтомным.

Все заметные исторические лица, все крупные военачальники, упоминаемые революционеры, как и весь материал обзорных и царских глав, вся история убийства Столыпина Богровым, все детали военных действий, до судьбы каждого полка и многих батальонов, – подлинные.

Отец автора выведен почти под собственным именем, и семья матери доподлинно. Семьи Харитоновых (Андреевых) и Архангородских, Варя – подлинные, Ободовский (Пётр Акимович Пальчинский) – известное историческое лицо.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

РЕВОЛЮЦИЯ.

_“ТОЛЬКО_ТОПОР_МОЖЕТ_НАС_

ИЗБАВИТЬ,_И_НИЧТО,_КРОМЕ_

ТОПОРА…_К_ТОПОРУ_ЗОВИТЕ_РУСЬ”._

ИЗ ПИСЬМА В “КОЛОКОЛ”, 1860.

АВГУСТ ЧЕТЫРНАДЦАТОГО

Они выехали из станицы прозрачным зорным утром, когда при первом солнце весь Хребет, ярко белый и в синих углубинах, стоял доступно близкий, видный каждым своим изрезом, до того близкий, что человеку непривычному помнилось бы докатить к нему за два часа.

Высился он такой большой в мире малых людских вещей, такой нерукотворный в мире сделанных. За тысячи лет все люди, сколько жили, доотказным раствором рук неси сюда и пухлыми грудами складывай всё сработанное ими или даже задуманное, – не поставили бы такого сверхмыслимого Хребта.

От станицы до станции так вела их всё время дорога, что Хребет был прямо перед ними, к нему они ехали, его они видели: снеговые пространства, оголённые скальные выступы да тени угадываемых ущелий. Но от получаса к получасу стал он снизу подтаивать, отделился от земли, уже не стоял, а висел в треть неба и запеленился, не стало в нём рубцов и рёбер, горных признаков, а казался огромными слитными белыми облаками. Потом и облаками уже разорванными на части, уже не отличимыми от истых облаков. Потом и их размыло, Хребет вовсе изник, будто был небесным видением, и впереди, как и со всех сторон, осталось небо сероватое, белесое, набирающее зноя. Так, не меняя направления, они ехали больше пятидесяти вёрст, до полудня и за полдень, – но великанских гор перед ними как не бывало, а подступили близкие округлые горки: Верблюд; Бык; плешивая Змейка; кудрявая Железная.

Они выехали ещё не пыльной дорогой, ещё росной прохладной степью. Они проехали те часы, когда степь звенела, вспархивала, щебетала, потом посвистывала, потрескивала, пошуршивала, – а вот уж к Минеральным Водам, волоча за собой ленивый пыльный взмёт, подъезжали в самый мёртвый послеполуденный час, и отчётливый звук был только – мерное постукивание их: таратайки, дерево об дерево, а копытами в пыль становились лошади почти неслышно. И все тонкие запахи трав за эти часы были и перешли, а теперь настоялся один знойный солнечный запах с подмесью пыли, и так же пахла их таратайка, и сенная подстилка, и сами они – но, степнякам от первой детской памяти, этот запах был им приятен, а зной – не утомителен.

Отец пожалел дать им рессорную бричку, берёг, оттого на рыси их трясло и колотило, и большую часть дороги они проехали шагом. Ехали они меж хлебов и между стад, миновали и солончаковые проплешины, перекатывали пологие холмы, пересекали отлогие балки, с близкой водой и сухие, ни одной настоящей реки, ни одной большой станицы, мало кого встречая, мало кем обогнанные по воскресному малолюдью, – но Исаакию, и всегда терпеливому, особенно сегодня, по настроению и замыслу его, совсем не тягостны были эти восемь часов, а мог бы он и шестнадцать проехать так: из-под дырявой соломенной шляпы – посверх лошадиных ушей, да придерживая возжи ненужные.

Евстрашка, младший, от мачехи, братишка, эту всю дорогу ему сегодня же ворочаться в ночь, сперва спал на сене за спиной Исаакия, потом вертелся, на ноги поднимался, разглядывая в траве, соскакивал, отбегал, догонял, полно было ему дел, ещё и рассказывал или спрашивал: “А почему, если закроешь глаза, кажется – назад едешь?”

Сейчас перешёл Евстрат во второй класс пятигорской гимназии, но сперва, как и Исаакия, его соглашался отец отпустить только в ближнюю прогимназию: остальные ведь, старшие братья и сестры, не знали, не видели ничего, кроме земли да скота да овец, и жили же. Исаакий был пущен учиться на год позже, чем надо, и после гимназии год передержал его отец, не давая себе сразу втолковать, что теперь какой-то нужен университет. Но как быки сдвигают тяжесть не урывом, а налогом, так Исаакий брал с отцом: терпеливым настоянием, никогда сразу.

Исаакий любил свою родную Саблю и хутор их в десяти верстах, и сельскую работу, и теперь, в каникулы, нисколько не отлынивал ни от косьбы, ни от молотьбы. В понимании своего будущего он как-то рассчитывал соединить свою первородную жизнь и набранное в студенчестве. Но, что ни год, выходило напротив: учение бесповоротно отделяло его от прошлого, от станичников и от семьи.

Во всей станице двое их было, студентов. Удивленье и смех вызывали среди станичников их рассуждения, их вид, – и едва приехав, спешили они переодеваться в своё старое. Впрочем, одно было приятно Исаакию: станичная молва почему-то отделила его от другого студента и назвала – с издёвкою же – народником. Кто это первый прилепил и как это выложилось, а все дружно стали кликать его “народником”. Народников давно уже в России не было, но Исаакий, хоть никогда б не осмелился так представиться вслух, а понимал себя, пожалуй, именно народником: тем, кто ученье своё получил для народа и идёт к народу с книгою, словом и любовью.

Однако даже в родную семью возврат был почти невозможен. Три года назад уступивши непонятному университету, отец уже не менял решенья, не брал назад, но испытывал как свою ошибку, как потерю сына. Только и видел он в нём прок на каникулах – взять Саньку на сельские работы, а в остальные отлучные месяцы развидеть смысла учёности не мог.

Да с отцом осталось бы у них сродно, когда б не мачеха Марфа – бойкая, властная, жадная, стягивала дом под свою руку, свободя простор для детей своих. Старшие братья и сестры Исаакия уже отделились, по мачехе чужел и отец, и дом родной. Приглядясь, позадумывался Саня ещё и пареньком: как же тяга эта ведёт человека всего, и долго, если, за сорок овдовевши, отец привёл вторую жену двадцатилетнюю, а этакой бабе молодой проворной, сам теперь о-шестьдесят, уставу твёрдого положить не мог, и не многое сам решал.

Да и воззрения новоприобретаемые отдаляли Исаакия. В детстве знал он немудро, беспонятно посты и праздники, босиком ко всенощной, – а потом от становой народной веры кто только его не отклонял. И Саблинская сама, и вся округа их была просеяна сектами – молоканами, духоборами, штундистами, свидетелями Иеговы, из секты была и мачеха, стал насчёт церкви теряться и отец, споры о верах были излюбленные в их местности в досуг, Саня много ходил-прислушивался, пока воззрения графа Толстого не отодвинули ему эти все разноверия. Сумятица умов была и в городах, образованные друг друга тоже не все понимали, а учение Толстого так убедительно укладывало в мире всё, требуя одной лишь правды. Увы, и толстовская правда в отношениях с семьёй привела Саню, наоборот, ко лжи: так, став вегетарианцем, нельзя было объяснить, что делает это по совести, – позор и смех поднялся бы и по семье и среди станичных; пришлось начинать со лжи, что не есть мясного – это медицинское открытие одного немца, обеспечивает долгую жизнь. (А на самом деле, накидавшись снопами, тело до дрожи требовало мяса, и ещё самого себя надо было обманывать, что довольно картошки и фасоли).

Отчуждение от семьи облегчило Исаакию и нынешнее решение, с чем уезжал он теперь, – но и тут открыться не мог, пришлось и тут солгать, что требуется ему ехать в университет на практику прежде времени, и саму эту практику придумывать и втолковывать простодушному отцу.

Три недели войны отозвались до сих пор в их станице лишь двумя царскими манифестами, на Германию и на Австрию, прочтёнными в церкви и вывешенными на церковной площади, да двумя отъездами запасных, да ещё отдельным отгоном коней в уезд, потому что числилась теперь станица Саблинская не казаками терскими, а кацапами. Во всём же другом как не было войны: не попадали в их станицу газеты, и письмам из Действующей армии было рано, – да ещё понятия такого не было “письма”, до сих пор “получать письма” в их станице было нескромностью, выделением, Саня старался не получать. Из семьи Лаженицыных не взяли никого: старший брат был уже в годах, уже сын его служил на действительной, у среднего брата не хватало пальцев, Исаакий – студент, а мачехины дети ещё малы.

И в сегодняшней полудневной езде по обширной степи тоже не послан был им никакой знак войны.

Переехав по мосту Куму, перевалив каменистым переездом через зноистое двухпутное полотно и уже едучи по травяной улице станицы Кумской, теперь Минеральных Вод, – и тут нигде не заметили они признаков войны. Так не хотелось жизни переворачиваться! Где только могла, она текла и таилась по-прежнему.

В тени большого вяза у колодца они остановились: Евстрашка должен был здесь обгодить, остудить и напоить коней, потом подъехать к станции. Саня обмылся, обхлюпался до пояса, два ведра извёл, ледяную на спину поливал ему Евстрашка тёмной жестяной кружкой, – тогда протёрся хорошенько, надел чистою белую рубаху с пояском, вещи покинул в таратайке и налегке, сторонясь от пыли, пошёл к станции.

Пристанционная площадь недавно была украшена посадкой сквера, но так и рылись куры по её окраинам да к длинному зданию станции подъезжавшие шарабаны и телеги взнимали воздушный наслой пыли.

Зато минералводский перрон, во всю длину покрытый лёгким навесом на тонких крашеных столбиках, провеваемый, прохладный, манил за собою курортами и сегодня, как всегда. У столбиков навеса вился дикий виноград, всё было привычно-дачное, весёлое, никакой войны и здесь как будто не знал никто. Дамы в светлых платьях, мужчины в чесучёвом шли за носильщиками к платформе кисловодских поездов. Продавалось мороженое, нарзан, цветные летучие шары и газеты. Саня купил одну, подумал – и вторую, разворачивал их уже на ходу, а потом на лавочке у дачного перрона. Вопреки обычной степенности он не дочитывал сообщений, перескакивал по столбцам – и просветлялся. Хорошо, хорошо. Наша крупная победа под Гумбиненом! Противник будет вынужден очистить всю Пруссию… И в Австрии хорошо дела… И у сербов победа!…

Издания

На русском языке

  • Солженицын А. И. Красное колесо: Повествованье в отмеренных сроках в 4 узлах. - Узел 1: Август Четырнадцатого. Т.1. - М.: Воениздат, 1993. ISBN 5-203-01576-7; и далее (в 10 томах). Репринтное воспроизведение с собрания сочинений А. Солженицына (YMCA-PRESS , Вермонт-Париж, тт. 11-20, 1983-1991) «с последними поправками автора, которые впервые использованы в этом издании». (тираж 30000 экз.)
  • Солженицын А. И. Собрание сочинений в 30 томах (Редактор-составитель Наталия Солженицына; тираж 3000 экз.).
тт. 7- . Красное колесо: Повествованье в отмеренных сроках в четырёх Узлах: Т. 7. Узел I: Август Четырнадцатого. Книга 1. - М.: Время, . - 432 с. - ISBN 5-94117-166-8; Т. 8. Узел I: Август Четырнадцатого. Книга 2. - М.: Время, 2007. - 536 с.; Т. 9. Узел II: Октябрь Шестнадцатого. Книга 1. - М.: Время, 2007. - 512 с.; Т. 10. Узел II: Октябрь Шестнадцатого. Книга 2. - М.: Время, 2007. - 592 с.; Т. 11. Узел III: Март Семнадцатого. Книга 1. - М.: Время, . - 744 с. - ISBN 978-5-9691-0273-6; Т. 12. Узел III: Март Семнадцатого. Книга 2. - М.: Время, 2008. - 800 с. - ISBN 978-5-9691-0274-3; Т. 13. Узел III: Март Семнадцатого. Книга 3. - М.: Время, 2008 (). - 776 с. - ISBN 978-5-9691-0032-9; Т. 14. Узел III: Март Семнадцатого. Книга 4. - М.: Время, 2008 (2009). - 736 с. - ISBN 978-5-9691-0395-5; издание продолжается.

На других языках

Ссылки

  • Красное Колесо (текст на 1993 год)
  • Александр Солженицын. Размышления над Февральской революцией (глава, не вошедшая в основной текст «Красного колеса») lib.ru

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Красное колесо (книга Солженицына)" в других словарях:

    Жанр: исторический роман эпопея

    - «Красное колесо» роман эпопея Александра Солженицына о России 1914 1917 годов, о февральской революции 1917 года и Первой мировой войне. Одно из основных литературных произведений Солженицына. Сам автор определил жанр, как «повествованье в… … Википедия

    Самые значимые произведения Александра Солженицына - Церемония прощания с писателем и общественным деятелем Александром Солженицыным, скончавшимся в ночь на понедельник на 90 м году жизни, пройдет во вторник в Российской академии наук на Ленинском проспекте, сообщили РИА Новости в Общественном… … Энциклопедия ньюсмейкеров

    У этого термина существуют и другие значения, см. Время (значения). Издательство «Время» было создано в 2000 году, выпускает современную русскую прозу и поэзию, русскую классику XX века и документальную прозу, критику и литературоведение, книги… … Википедия

    У этого термина существуют и другие значения, см. Просветитель (значения). «Просветитель» литературная премия, учреждённая в 2008 году Дмитрием Борисовичем Зиминым и Фондом некоммерческих программ «Династия». Содержание 1 Положение о премии … Википедия

    В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Солженицын. Александр Солженицын … Википедия

    Солженицын, Александр Исаевич Александр Солженицын Солженицын в 1994 году после возвращения в Россию Имя при рождении: Александр Исаевич Солженицын Дата рождения … Википедия

    Александр Исаевич Солженицын - Александр Солженицын выдающийся русский писатель, публицист, историк, поэт и общественный деятель. Получил широкую известность, помимо литературных произведений (как правило, затрагивающих острые общественно политические темы), также историко… … Энциклопедия ньюсмейкеров

    Александр Солженицын - выдающийся русский писатель, публицист, историк, поэт и общественный деятель. Получил широкую известность, помимо литературных произведений (как правило, затрагивающих острые общественно политические темы), также историко публицистическими… … Энциклопедия ньюсмейкеров

Книги

  • Красное колесо. В десяти томах. Том 5 , Александр Солженицын , Репринтное воспроизведение с "Собрания сочинений А. Солженицына" (Ymca-Press, Вермонт-Париж, тт. 11-20, 1983-1991) с последними поправками автора, которые впервые использованы в этом издании.… Категория: Издатель: Воениздат ,
  • Красное колесо. Август Четырнадцатого. Узел 1. Избранные главы. Столыпинский цикл (аудиокнига MP3 на 2 CD) , Александр Солженицын , Представляем вашему вниманию аудиозапись избранных глав романа Александра Исаевича Солженицына "Красное колесо. Август Четырнадцатого. Узел 1. Столыпинский цикл" в авторском прочтении. На… Категория: Классическая и современная проза Издатель: