ЕРЕМЕНКО Андрей Иванович, родился 14 октября 1892 года, село Марковка, ныне Марковского района Луганской области- умер 19 ноября 1970 года, город Москва. Русский. Маршал Советского Союза (1955 г.). Герой Советского Союза (29.7.1944 г.), Герой ЧССР (1970 г.).
Маршал Советского Союза Еременко Андрей Иванович
В русской армии с 1913 г., рядовой. В Первую мировую войну сражался на Юго-Западном фронте в Галиции. Затем служил на Румынском фронте в команде разведки пехотного полка. Два раза ранен и контужен.
В Красной Армии с 1918 г. Окончил кавалерийские курсы усовершенствования командного состава (1925 г.), политические курсы при Военно-политической академии (1931 г.), Военную академию им. М. В. Фрунзе (1935 г.).
В годы Гражданской войны с 1919 г. А. И. Еременко участвовал в боях на Южном, Кавказском и Юго-Западном фронтах начальником разведки, затем начальником штаба кавалерийской бригады 1-й Конной армии. Проявил мужество и отвагу в боях с белогвардейцами и поляками.
В межвоенный период Андрей Иванович Еременко- помощник командира взвода, старшина эскадрона, начальник разведки бригады, начальник полковой школы, начальник штаба, командир и комиссар кавалерийского полка, помощник командира и командир кавалерийской дивизии. С 1938 г. командир 6-го кавалерийского корпуса, принимавшего участие в походе в Западную Белоруссию в 1939 г. С июня 1940 г. А. И. Еременко- командир 3-го механизированного корпуса Белорусского Особого военного округа, с декабря 1940 г. командовал Северо-Кавказским военным округом, с января 1941 г. командующий 1-й отдельной Краснознаменной армией Дальневосточного фронта, с июня 1941 г. командующий 16-й армией Забайкальского военного округа.
В начале Великой Отечественной войны с 30 июня по 2 июля генерал-лейтенант А. И. Еременко командовал войсками Западного фронта. С июля 1941 года заместитель командующего войсками того же фронта. Руководил боевыми действиями войск в Смоленском сражении. С августа командующий войсками Брянского фронта, прикрывавшего подступы к Москве. Неудачно провел Орловско-Брянскую оборонительную операцию против войск 2-й армии и 2-й танковой группы (с 6 октября- 2-я танковая армия) группы армий «Центр», которым удалось окружить значительную часть сил фронта. В октябре- декабре А. И. Еременко находился на лечении в госпитале после ранения. С декабря 1941 г. генерал-полковник Еременко командовал 4-й ударной армией, оборонявшей рубеж по восточному берегу озер Велье, Селигер. В составе Северо-Западного (с 22 января 1942 г. Калининского) фронта армия принимала участие в Торопецко-Холмской наступательной операции, в ходе которой во взаимодействии с 3-й ударной армией в условиях суровой зимы и бездорожья освободила сотни населенных пунктов, продвинулась до 250 км и вышла на подступы к гг. Велиж и Демидов, где перешла к обороне.
С февраля по август 1942 года Еременко находился в госпитале. С августа 1942 г. командовал войсками Юго-Восточного, с сентября- Сталинградского фронтов. Принимал активное участие в Сталинградской битве. В дальнейшем участвовал в контрнаступлении, завершившимся окружением и уничтожением 330-тысячной группировки гитлеровцев. Большую оперативность в управлении войсками генерал Еременко проявил при отражении наступления котельниковской группировки противника с целью деблокады своих окруженных войск. Успешное наступление войск Юго-Западного фронта и упорная оборона Сталинградского фронта под командованием А. И. Еременко на р. Мышкова привели к тому, что гитлеровцы прекратили дальнейшие попытки прорваться к окруженной группировке и перешли к обороне.
С января 1943 г. А. И. Еременко командовал войсками Южного фронта, осуществившими наступление на Ростов. В феврале 1943 г. А. И. Еременко по состоянию здоровья и его личной просьбе был освобожден от должности командующего фронтом.
С апреля 1943 г. командовал войсками Калининского фронта. А. И. Еременко принимал участие в планировании и проведении Смоленской, Духовщинско-Демидовской и Невельской наступательных операций. Войска Калининского фронта в сложных условиях лесисто-болотистой местности прорвали мощную оборону противника и, разгромив противостоящую группировку (6 дивизий), продвинулись до 120 км. Это сыграло важную роль в успешном завершении Смоленской операции и создало благоприятные условия для последующего наступления на витебском направлении. В ноябре 1943 г.- феврале 1944 г. генерал армии (1943 г.) А. И. Еременко в резерве Ставки ВГК.
В феврале- апреле 1944 г. командующий отдельной Приморской армией, которая вела бои с целью удержания и расширения Керченского плацдарма. С апреля 1944 г. А. И. Еременко командовал войсками 2-го Прибалтийского фронта, который во взаимодействии с 1-м и 3-м Прибалтийскими фронтами участвовал в Рижской наступательной операции. В результате проведения операции советские войска освободили Латвию, ее столицу г. Рига и блокировали с суши основные силы группы армий «Север» на Курляндском полуострове. За умелое руководство войсками и проявленное мужество А. И. Еременко было присвоено звание Героя Советского Союза. С марта 1945 г. командовал войсками 4-го Украинского фронта. Под его руководством была спланирована и проведена Моравска-Остравская наступательная операция. Войска фронта, наступая по труднодоступной горно-лесистой местности, нанесли тяжелое поражение 1-й танковой армии противника, овладели Моравска-Остравским промышленным районом и создали благоприятные условия для дальнейшего продвижения в центральную часть Чехословакии. Во взаимодействии с 1-м и 2-м Украинскими фронтами 4-й Украинский фронт участвовал в Пражской наступательной операции, завершившейся окружением и пленением основных сил группы армий «Центр» и части сил группы армий «Австрия».
После войны А. И. Еременко командовал войсками Прикарпатского, Западно-Сибирского и Северо-Кавказского военных округов. С 1958 г. в Группе генеральных инспекторов МО СССР.
Награжден 5 орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, 4 орденами Красного Знамени, 3 орденами Суворова 1 ст., орденом Кутузова 1 ст., медалями, иностранными орденами, а также Почетным оружием с золотым изображением Государственного герба СССР.
Хорошо известно, что маршал Георгий Жуков обладал весьма тяжёлым характером.
Он по свидетельствам не отличался вежливостью,был часто груб и использовал мат.Впрочем в этом ничего странного нет,ведь всё-таки он был выходцем из народа,из простого народа.
Жуков вышел из совсем другой среды чем маршал-дворянин Константин Рокоссовский.
Однако воспоминания марашала вышли на редкость, как это приято говорить сейчас, политкорректными.
Возможно, это не столько заслуга маршала, сколько редакторов, весьма приложивших руку к его мемуарам --однажды его даже заставили написать о том, как он, маршал, ездил советоваться с полковником Брежневым.
Тем не менее факт остается фактом. Жуков в мемуарах никого не посылает на... или в..., а наоборот о многих вспоминает с благодарностью.
Ни один человек не был оскорблен в мемуарах Жукова...ну почти все кроме одного.Делов -то - всего одно предложение, но какое....
Речь шла о маршале Андрее Ивановиче Еременко .Видном советском военноначальнике,выдвиженце и земляке маршала К.Е.Воршилова .
Вспоминая еще довоенную жизнь, Жуков писал:
«Еременко в войсках не любили за глупость и чванство».
Больше ни один человек на страницах мемуаров Георгия Константиновича им оскорблен не был, хотя, не исключено, что того заслуживал.
ОТВЕТ ЕРЁМЕНКО
В 1957 году во время опалы маршала Жукова,Еременко стал новым фаворитом Хрущёва и ста всячески поносить маршала Жукова.
Еременко даже написал книгу--"Против фальсификации истории войны" где "разоблачал" многое из того что утверждал Жуков,правда часто бездоказательно.
На страницах книги Еременко отвечал Жукову еще круче:
«Жуков, этот узурпатор и грубиян, относился ко мне очень плохо, просто не по-человечески. Он всех топтал на своем пути... Я с товарищем Жуковым уже работал, и знаю его как облупленного.
Это человек страшный и недалекий. Высшей марки карьерист... Следует сказать, что жуковское оперативное искусство — это превосходство в силах в 5- 6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет воевать не количеством, и на крови строит себе карьеру».
Разобраться в истоках вражды маршалов достаточно тяжело.
Не исключено, что в глазах Жукова Еременко действительно выглядел не самым лучшим представителем рода человеческого и не любил он его совершенно искренне, так сказать не за глаза и украинский акцент, а за совершенно конкретные человеческие качества.
В свою очередь, у Еременко были основания обижаться на Жукова. Он любил жаловаться, что Георгий Константинович отнял у него лавры победителя под Сталинградом, отстранив Андрея Ивановича от командования и поставив на его место Рокоссовского.
И все же было в Ерёменко что-то такое, что не нравилось не только одному Жукову.
МНЕНИЕ ВАСИЛЕВСКОГО
Поэт и писатель Константин Симонов незадолго до смерти маршала Василевского имел с тем беседу
Симонов так вспоминал свой разговор с Василевским о Ерёменко:
«Говорили на разные темы. Сначала зашел разговор о Еременко.
Я услышал довольно жесткую характеристику Еременко как человека искательного, ловкого и способного в одних случаях на подхалимство, а в других – на обман, на введение в заблуждение».
А вот еще свидетельства Василевского:
«Он умел выкручиваться и вместе с тем имел большие способности к подхалимажу. Вылезать наружу из блиндажа или подземелья, по моим наблюдениям, он не любил. Очень не любил.
В период наступления южнеё Сталинграда и событий под Котельниково мне довелось много ездить, но с Еременко я не помню, чтобы приходилось ездить.»
Вот такое мнение маршала Василевского о маршале Еременко.....
ТИМОШЕНКО И ЕРЕМЕНКО ГРОБЯТ ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ
Кроме подхалимства, одной из выразительных черт Андрея Ивановича было безмерное, ничем не ограниченное бахвальство.
С началом войны именно А.И. Еременко отзывают с Дальнего Востока, где он командовал 1-й Краснознаменной армией — и на восьмой день войны он вступил в ком-состав Западного фронтаа.
Сам фронт возглавил маршал С.К.Тимошенко,который потребовал передать ему все нужные резервы.
Так в начале июля Западному фронту придается 7 свеженьких армий второго стратегического эшелона - 1 млн. человек + 2000 танков.
Это было очень много,ЗФ имел самую большой поддержку в численном и техническом составе.
Однако это как-то мало помогло,ЗФ был разгромлен в 2-й раз....Тимошенко загнал мекорпуса в болота,пехота подверглась разгрому...
К 19 июля немцы уже заняли большую часть Смоленска, окружили значительную часть советских войск
Тимошенко уничтожал фронт,а что для этого конкретно конкретно делал Еременко?
Еремненко создает пять ударных оперативных групп и начинает "тыкать" ими в немцев, то тут, то там, причем согласованности в действия этих группировок - нет
В результате по словам немцев к концу июля они только пленными в районе Смоленска захватывают 300 000 человек и 3000 танков и столько же орудий.
В 1941 году, став командующим Брянским фронтом, он пообещал Сталину «разбить подлеца Гудериана»....
Может быть, Гудериан и подлец, но во владении военным искусством ему не откажешь, как и не откажешь ему в почетном звании папаши танковых войск вермахта. Вобщем, это был один из умнейших военачальников Гитлера.
Еременко так и не смог остановить Гудериана и воспрепятствовать кровавой катастрофе, случившейся с Юго-Западным фронтом, который попал в окружение под Киевом и потерял более полумиллиона человек, а командующий фронтом Кирпонос погиб.
Впоследствии была окружена и большая часть войск Брянского фронта под командованием Еременко.
Нужно сказать, что Еременко, если и был подхалимом, то подхалимом очень искусным и опытным. Иначе как можно объяснить тот факт, что товарищ Сталин не одарил его горячую голову охлаждающим свинцовым душем.
Командующего Западным фронтом Павлова расстреляли после получасового разбирательства.
Нужно отметить, что в карьере Андрея Ивановича важную роль сыграл земляк Климент Ворошилов, который не только одаривал его новыми должностями,но и защищал от праведного гнева Сталина....
В этом плане Еременко ничем не отличался от выдвиженцев Ворошилова--расстрелянных в 1937 году.
ФРОНТОВЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА
Стоит упомянуть, что наш Марковский земляк, катя бочку на Жукова, сам не отличался добродетельностью в общении с окружающими.
Хорошо известен конфликт Еременко с военным советом фронта.
Вот как это описывал сам Еременко:
"... Ещё хотелось бы остановиться на одном весьма характерном случае.
Когда я командовал в начале войны войсками Брянского фронта, то в сентябре месяце танковая армия [немцев] особ[енно] сильно давила на наш левый фланг, то есть на левый фланг 13[-й ]армии. Для помощи молодому командиру т[ов.] Городнянскому я послал своего заместителя т[ов.] Ефремова.
Для усиления 13[-й] армии я выдал из своего резерва одну стрелковую дивизию и одну танковую бригаду, но дело там не улучшалось. Я решил поехать туда лично и вот что я там установил, побывав в войсках на самом левом фланге. Выяснилось, что враг давит на левом фланге 13[-й] армии, ворвался в наши части, на своих танкетках утянул две наших пушки.
Я принял на месте нужные меры, дал указания двум командирам дивизий на контратаку, после этого поехал на ВПУ. Там я застал тов. Ефремова и члена Военного совета армии, ведающего тылами, т[ов.] Ганенко.
Эти друзья сидели за столом, накрытым обильной едой и выпивкой и играли в шахматы. [Вернее], играл тов. Ганенко с одним офицером штаба, а т[ов.] Ефремов был у них в качестве консультанта.
Когда мы подъехали к ВПУ, то слышали, как в нашем тылу в 3-х км от нас рвались снаряды на железнодорожной станции. Оказалось, это те снаряды, которые по моему распоряжению были посланы 13[-й] армии, но простояли сутки не выгруженными и вот теперь они рвались, зажжённые фашистской авиацией.
И вот, когда мы зашли с тов. Мазеповым в школу, где сидела шахматная компания… Если бы я не видел сам лично, я бы не поверил, что в такой тяжёлый период советские командиры – коммунисты, ответственные люди, могли просто так сидеть, выпивать и в шахматы играть.
Я всю ночь ездил по войскам и довольно-таки устал и кушать хотел, [но] когда я увидел эту компанию, [то] весь внутри вскипел, но, не показывая виду, я налил себе и Мазепову вина и сказал:
- Выпьем за тех, кто проигрывает в шахматы нашу страну.
Это взорвало т[ов]. Гоненко, ему, по-видимому, смелости придало то, что он был выпивши. Он поднялся (до этого все сидели) и ко мне...:
- Товарищ командующий, поосторожней выражайтесь, не оскорбляйте, я член ЦК.
Это меня взорвало и я хотел его избить, но нечем [было], оружие моё осталось в машине. Но я их, Ефремова и Ганенко, так пропесочил, что они не знали куда деваться. Ефремова я отправил на КП фронта, а сам остался в армии, чтобы помочь Городнянскому.
После этого инцидента т[ов.] Ганенко послал шифровку Сталину, в которой изложил на меня жалобу, что я его здорово оскорбил.
Эта шифровка пришла [ко] мне, на ней была резолюция Сталина следующего содержания: «Товарищ Еременко, в чём там дело, доложите».
[В ответе] Сталину я изложил всё, как было. [Позже] мне говорили те, кто присутствовал, [что] когда Сталин читал моё донесение, он здорово смеялся и сказал:
- Еременко поступил правильно, но можно было и пожёстче"
Так описывал все сам Еременко.....но ради справедливости стоит привести свидетельство самого комиссара Ганенко который описал все совсем по другому.
Жалоба, направленная Сталину 19 сентября 1941 года членом Военного Совета 13-й армии секретарем ЦК Компартии Белоруссии бригадным комиссаром Ганенко:
«Находясь на передовой линии фронта истекшей ночью, я с генералом Ефремовым вернулись в опергруппу штата армии для разработки приказа о наступлении.
Сюда прибыли командующий фронтом Еременко с членом Военного Совета Мазеповым, при них разыгралась следующая сцена: Еременко, не спросив ни о чем, начал упрекать Военный Совет в трусости и предательстве Родины
На мои замечания, что бросать такие тяжелые обвинения не следует, Еременко бросился на меня с кулаками и несколько раз ударил по лицу , угрожал расстрелом.
Я заявил — расстрелять он может, но унижать достоинство коммуниста и депутата Верховного Совета он не имеет права.
Тогда Еременко вынул маузер, но вмешательство Ефремова помешало ему произвести выстрел.
После того он стал угрожать расстрелом Ефремову.
На протяжении всей этой безобразной сцены Еременко истерически выкрикивал ругательства, несколько остыв, Еременко стал хвастать, что он, якобы с одобрения Сталина, избил несколько командиров корпусов, а одному разбил голову.
Сев за стол ужинать, Еременко заставлял пить с ним водку Ефремова, а когда последний отказался, с ругательством стал кричать, что Ефремов к нему в оппозиции и быть у него заместителем больше не может, тем более что он не может бить в морду командиров соединений.
Прошу принять Ваше решение».
Вот как это описывал Ганенко.....но как было дело точно мы вряд ли когда-то узнаем.
Стоит отметить, что хамство и солдафонство Еременко имело несколько иные истоки, нежели у Жукова.
Георгий Константинович хамил и угрожал расстрелом на основании уверенности в своей правоте оценки ситуации и терпеть не мог, когда ему возражали.
Кураж мордобития, овладевавший Андреем Ивановичем, был классическим куражем подхалима:
«Я целовал в ж.. самого Сталина, а тут вы, мелкие сошки, на меня рты раззеваете».
Многие посчитают такое определение несколько грубым, но тут уж извините, таким он был, и от этого никуда не денешься.
Стоит отметить то что маршал Жуков обвинял Ерёменко в фальсификациях в 1965 году:
«Особенно неприглядную роль в этом играет А.И. ЕРЕМЕНКО, который, прямо скажу, потерял всякую совесть.
Возьмите его последнее творчество «В начале войны». Все, что он написал о событиях, о людях, о противнике является неким фоном, на котором он до предела разукрасил свою персону.
Он не остановился даже перед фабрикацией речи Сталина, якобы, произнесенной на совещании высшего командного состава в 1940 году, тогда как на этом совещании Сталина вообще не было. На этом совещании, как известно, присутствовали лишь Жданов и Маленков.
Сочинил он и речь Сталина на разборе в Политбюро военно-стратегической игры в январе 1941 года.
Я не хочу здесь касаться возмутительных его выдумок о своей роли в контрнаступательной операции в районе Сталинграда и деятельности Хрущева.
Кому-кому, а мне-то известна их роль. И не случайно то, что Еременко был отстранен Сталиным от операции по ликвидации окруженной группировки противника, а вверенные ему войска были переданы в состав Донского фронта.
К сожалению Еременко не один страдает желанием прославить себя на страницах печати. Пора пресечь их корыстную деятельность.»
СТАЛИНГРАД
Говоря о полководческих способностях Андрея Ивановича, говорят как бы «ну что с него взять?».
Да, он не был перерождением Александра Македонского и Марковского Цезаря с Наполеоном из него не вышло да и не могло выйти.
Эхо Сталинградских канонад настолько сильно ударило в голову Еременко, что он позже прочил себя в главные победители в этой битве. Все это верно только отчасти.
Он играл важную роль в обороне,но он не играл самой важной роли....
Непосредственно обороной города руководил генерал Чуйков , именно он выдержал основную тяжесть Сталинградских боев
И именно ему,Чуйкову принадлежат письменные руководства по тактике боев в городе, которые потом пригодились и при штурме Берлина.
Андрей Иванович Еременко городских боев не любил и предпочитал сидеть на противоположном, незанятом противником, берегу Волги, а в Сталинград сам Сталин мог его выгнать в шею с превеликим трудом.
Своеобразно выразил свое мнение Иосиф Сталин.
25 августа 1942 года в 5 часов 15 минут Сталин продиктовал в Сталинград телеграмму:
"Лично Василевскому, Маленкову
Меня поражает то, что на Сталинградском фронте произошел точно такой же прорыв далеко в тыл наших войск, какой имел место в прошлом году на Брянском фронте, с выходом противника на Орел.
Следует отметить, что начальником штаба был тогда на Брянском фронте тот же Захаров, а доверенным человеком тов. Еременко был тот же Рухле. Стоит над этим призадуматься.
Либо Еременко не понимает идею второго эшелона в тех местах фронта, где на переднем крае стоят необстрелянные дивизии, либо же мы имеем здесь чью-то злую волю, в точности осведомляющую немцев о слабых пунктах нашего фронта..."
Что-то тут мелькало насчет того, как Еременко навязывали глубокие боевые порядки, а он отбрыкивался и возмущался..."
Сталин резко критиковал разрушительный метод руководства Еременко..не просто критиковал,а намекал на возможную измену.
Рухле тогда был оклеветан и скомпрометтирован как предатель,а Еременко наоборот давал все предпосылки к тому чтобы обвинять его в измене.
Еременко мыслил масштабно, поэтому обожал артиллерию.
Он таскал пушки, дивизионы, батареи с места на место, создавая маневренный огонь. Короче, не любил он передовой, но то, что он делал в тылу, он делал умело и не жалея сил. Вот за это ему следует отдать должное.
Еременко также приписывали будто что--Военный совет Сталинградского фронта в лице генерал-полковника А. И. Еременко и члена Военного совета Н. С. Хрущева направил в Ставку свои предложения по организации и проведению контрнаступления по собственной инициативе.
Таким образом лавры победы старались передать Хрущеву с Еременко....
На это дает ответ А. М. Василевский:
«С рассветом 6 октября мы вместе с Н. Н. Вороновым и В. Д. Ивановым... отправились на НП 51-й армии... Здесь мы заслушали доклад командарма Н. И. Труфанова.
В тот же вечер на КП фронта, встретившись с командующим войсками и членом Военного совета, мы еще раз обсудили предложенный Ставкой план предстоящего контрнаступления
И так как никаких принципиальных возражений у командования фронта план не вызывал, подготовили в ночь на 7 октября на имя Верховного Главнокомандующего соответствующее донесение.
7 октября я от имени Ставки дал указание командующему Донским фронтом о подготовке аналогичных соображений относительно своего фронта»
Думаю, что-либо добавлять к тому, что сказал Александр Михайлович, не требуется. Данные, изложенные им, убеждают, что главная роль в планировании контрнаступления принадлежит Ставке и Генеральному штабу.
Чтобы разработать такую крупнейшую стратегическую операцию, как план наступления трех фронтов в районе Сталинграда, нужно было основываться не только на оперативных выводах, но и на определенных материально-технических расчетах.
Кто же мог производить конкретные расчеты сил и средств для операции такого масштаба? Конечно, только тот орган, который держал в руках эти материальные силы и средства.
В данном случае это могли быть только Ставка Верховного Главнокомандования и Генеральный штаб.
Еще раз повторяю: основная и решающая роль во всестороннем планировании и обеспечении контрнаступления под Сталинградом неоспоримо принадлежит Ставке Верховного Главнокомандования и Генеральному штабу.
Впрочем Еремннко не был совсем бесталанным, его бы и близко не подпустили к фронту. Война стала средством естественного отбора для боевых командиров.
МИФ О ТОМ ЧТО ЕРЕМЕНКО ПЕРВЫМ ВВЕЛ В БОЙ ДИВИЗИЮ НКВД
«Другое новшество. В Сталинграде отец взял на себя смелость и впервые ввёл в состав действующих войск дивизию НКВД, тем самым покусился на епархию Берии.
Чтобы решиться на него, нужно было иметь большую смелость, так как вовлечение целого соединения чекистов нарушало те правила политической игры, которые существовали в высших эшелонах власти и обостряли отношения Ерёменко с Берией.
Вызов политическому режиму! Но Еременко смело берёт на себя всю ответственность.
На 4-м Украинском фронте он опять нарушает запрет: Ерёменко берёт из двух корпусов войск НКВД более тысячи снайперов и рассредоточивает их среди усталых войск. Снайперы в течение двух недель уничтожили 12 тысяч солдат и офицеров противника, по 11 врагов каждый. А тогдашний режим не предусматривал их использование на передовой.»
Это вообще что-то запредельное.
Вот если бы Ерёменко не использовал 10 дивизию НКВД - вот это бы был вызов политическому режиму. Тогда в бой бросали все наличные воинские соединения оказавшиеся рядом.
И изначально направлявшаяся на Кавказ полнокровная дивизия оказалась манной небесной когда фрицы прорвались к городу.
Дивизии НКВД бросали бой гораздо раньше.
1-я стрелковая дивизия войск НКВД: "Начала формироваться под Ленинградом 22 августа 1941 г. В ее состав вошли воины пограничных отрядов и частей внутренних войск НКВД Ленинградского гарнизона..
Достойным вкладом войск НКВД в боевые действия при защите Ленинграда в условиях длительной обороны явилось снайперское движение.
22 февраля 1942 г. в Смольном состоялся слет снайперов-истребителей на который были приглашены лучшие воины - зачинатели снайперского движения, истребившие за четыре месяца войны 4835 вражеских солдат и офицеров.
Десяти лучшим снайперам Ленинградского фронта Указом Президиума Верховного Совета СССР было присвоено звание Героя Советского Союза. Двое из них - старшина И. Вежливцев и красноармеец П. Голиченков служили в 1-й дивизии НКВД.
Всего к концу 1943 года войска НКВД Ленинградского фронта имели 3023 подготовленных снайпера. Ими было уничтожено 53518 солдат и офицеров противника.
ОРДЕН СУВОРОВА И ЗВЕЗДА ГЕРОЯ В ОДИН ДЕНЬ
Парадоксально,но два маршала так не любившие друг друга получили орден Суворова в один день.
Орден Суворова 1 степени, Жуков,Чуйков и Ерёменко были награждены им 29 января 1943 года....
1-ю звезду героя Жуков получил еще в 1939 году, вторую же звезду героя Жукову вручили согласно указа от 29.07.1944 года и что самое интересное этим же указом, звезда Героя досталась и Еременко Андрею Ивановичу....
МАРШАЛ ЕРЁМЕНКО В КОНЦЕ ВОЙНЫ
В апреле 1943 года Ерёменко был назначен командующим войск Калининского фронта, который оставался относительно спокойным до сентября, когда Ерёменко провёл небольшое, но успешное наступление в районе Невеля.
С октября командовал 1-м Прибалтийским фронтом.
В феврале 1944 года Ерёменко был ещё раз переведён на юг, на этот раз для командования Отдельной Приморской армией, которая имела задачу ударом с Керченского плацдарма соединиться с 4-м Украинским фронтом генерала Ф. И. Толбухина.
Эта задача была успешно решена в ходе Крымской операции. Когда войска армии соединились с войсками 4-го Украинского фронта, она была включена в состав фронта, а Ерёменко переведён на самостоятельную командную работу — командующим 2-го Прибалтийского фронта.
Во время летнего стратегического наступления Красной Армии 1944 года войска фронта провели успешную Режицко-Двинскую наступательную операцию, обеспечивая с севера главный удар советских войск в Белоруссии.
Потери противника убитыми и пленными составили свыше 30 000 человек. За эту операцию Ерёменко было присвоено звание Героя Советского Союза. августе — провёл Мадонскую операцию.
В ходе Прибалтийской операции осенью 1944 года войска 2-го Прибалтийского фронта наступали на Ригу, ведя упорные бои на многочисленных оборонительных рубежах со значительными потерями.
Только после успеха войск соседнего фронта генерала И. Х. Баграмяна, сумевшего прорваться к Балтийскому морю и блокировать 30 немецких дивизий в Латвии в Курляндском котле, войска Ерёменко смогли освободить Ригу.
25 марта 1945 г. генерал армии Еременко возглавил войска 4-го Украинского фронта, которые проводили Моравско-Остравскую операцию.
За два месяца безвозвратные потери в ней составили 23 964 человека, санитарные — 88 657 человек, среднесуточные — 1 976 человек.
Эти цифры угнетают еще и потому, что к моменту начала операции советская армия имела превосходство над противником и в артиллерии, и в авиации.
Это стоит учитывать критикам маршала Жукова—потери у Еременко всегда были много выше.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Маршал Ерёменко обладал крутым нравом,не отличался талантами и отвагой.
Во время войны он стал одним из главным виновников катастрофических поражений,разгрома ЗФ,гибели войск под Брянском,его части практически сдали Сталинград....
Эти провалы пришлось исправлять стль нелюбимому Еременко маршалу Жукову и Жуков с этой задачей справился.
Кем был маршал Еременко?.....тупым человеком,предателем или его использовали в темную?
Сказать наверняка сложно.
14.10.1892 - 19.11.1970
Герой Советского Союза
Е рёменко Андрей Иванович - командующий 2-м Прибалтийским фронтом, генерал армии.
Родился 2 (14) октября 1892 года в селе Марковка, ныне посёлок городского типа Луганской области Украины. Русский. Из бедной крестьянской многодетной (5 детей) семьи. С раннего детства трудился в крестьянском хозяйстве, с 10 лет - по найму: пастух, рабочий на мельнице, рабочий на маслобойном заводе. Систематического образования не получил.
На военную службу в Русскую императорскую армию призван в ноябре 1913 года. Служил рядовым в 169-м Миргородском пехотном полку (Киев). В Первую мировую войну рядовым сражался на Юго-Западном фронте с августа 1914 года, участник Галицийской битвы, где был тяжело ранен, лечился в госпитале в Москве. С февраля 1915 года - ефрейтор в 12-м пехотном полку 3-й пехотной дивизии, в её составе участвовал в Карпатской операции и в осаде Перемышля, с 1916 года воевал на Румынском фронте в команде конной разведки полка. После Февральской революции 1917 года был избран в полковой комитет. Младший унтер-офицер.
После попытки румынского правительства разоружить русские войска Румынского фронта, в начале 1918 года с полком с боями пробился на Украину и с оружием ушёл домой. Возвратился в Марковку и в октябре 1918 года организовал там партизанский отряд, который в январе 1919 года влился в Красную Армию. Член РКП(б)/КПСС с декабря 1918 года.
Участник Гражданской войны. С января 1919 года - заместитель председателя и военный комиссар Марковского ревкома. С июня 1919 года участвовал в боях на Южном, Кавказском и Юго-Западном фронтах: красноармеец, помощник командира взвода 2-го кавалерийского полка, старшина эскадрона и командир взвода 34-го кавалерийского полка, начальник разведки и помощник начальника штаба по оперативной работе 1-й бригады 14-й кавалерийской дивизии, начальник полковой школы, начальник штаба 79-го кавалерийского полка в 14-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии.
С 1922 года - начальник штаба 55-го кавалерийского полка (Тамбов). В 1923 году А.И. Ерёменко окончил Высшую кавалерийскую школу, в 1925 году - Ленинградские кавалерийские курсы усовершенствования комсостава, в 1931 году - курсы командиров-единоначальников при Военно-политической академии имени Н.Г. Толмачева, в 1935 году - Военную академию РККА имени М.В. Фрунзе.
После Гражданской войны, с октября 1925 года - начальник штаба, а с декабря 1929 года - командир 22-го кавалерийского полка. С 1935 года - помощник командира, а с августа 1937 года - командир 14-й кавалерийской дивизии (Тамбов). С июня 1938 года - 6-го кавалерийского корпуса. Во главе корпуса в составе конно-механизированной группы Белорусского фронта участвовал в освободительном походе в Западную Белоруссию в сентябре 1939 года. Лично возглавив передовой отряд корпуса, основную массу которого составили механизированные части, и который овладел с боями городами Новогрудок, Волковыск, Гродно. В июне 1940 года участвовал в операции по вводу советских войск в Литву, в ходе которой боевых действий не происходило.
С июня 1940 года - командир 3-го механизированного корпуса в Белорусском Особом военном округе. В декабря 1940 года назначен командующим Северо-Кавказским военным округом, но не успев вступить в должность, в январе 1941 года назначен командующим 1-й Отдельной Краснознамённой армией на Дальнем Востоке.
Во время Великой Отечественной войны генерал Ерёменко А.И. - заместитель командующего и командующий Западным фронтом (30.06.1941-2.07.1941 и 19.07.1941-29.07.1941) руководил боевыми действиями войск на востоке Белоруссии и в Смоленском сражении. С 14 августа по 13 октября 1941 года - командующий Брянским фронтом, прикрывавшим подступы к Москве с юго-запада. Провёл ряд частных наступательных операций, в том числе достаточно крупную Ростиславско-Новозыбковскую операцию, но серъёзного успеха добиться не смог, а главное - не выполнил главную задачу по сковыванию немецкой 2-й танковой группы генерала Г. Гудериана, который замкнул с севера кольцо окружения вокруг советского Юго-Западного фронта. В начале октября 1941 года в ходе начавшейся операции "Тайфун" немецко-фашистские войска окружили основные силы Брянского фронта. В тяжелых условиях окружения сумел сохранить управление частью сил фронта и организовал удар с целью прорыва из окружения. В этих боях А.И. Ерёменко был тяжело ранен и 13 октября 1941 года эвакуирован самолётом из окружения в Москву. Лечился в госпитале в Москве, где его посетил И.В. Сталин .
По излечении, с 25 декабря 1941 года, командовал 4-й ударной армией, которая под его руководством в составе войск Северо-Западного, а затем Калининского фронтов сыграла основную роль в ходе успешной Торопецко-Холмской наступательной операции. Части армии в первый день наступления 9 января 1942 года прорвали немецкую оборону, освободили города Андреаполь (16 января), Торопец (21 января), вышли на ближние подступы к городу Велиж и глубоко охватили с севера ржевско-вяземскую группировку противника, пройди на запад на 250-300 километров. В этих боях генерал-полковник Ерёменко А.И. был вторично тяжело ранен (открытый перелом ноги), но остался в строю и с загипсованной ногой, превозмогая боль, продолжал руководить действиями армии. С февраля 1942 года находился на излечении в госпитале в Москве.
Ещё не полностью излевичшись, вернулся в строй: командовал Сталинградским (12.08.1942-31.12.1942) и одновременно Юго-Восточным фронтом (7.08.1942-28.09.1942) фронтом. В этой должности генерал-полковник Ерёменко А.И. внёс большой вклад в организацию героической обороны Сталинграда. Войска фронта под его командованием вели трехмесячные тяжелейшие изматывающие сражения на дальних и ближних подступах к Сталинграду, а с 19 ноября 1942 года принимали активное участие в контрнаступлении советских войск под Сталинградом, завершившемся окружением крупной группировки немецко-фашистских войск.
С 30 декабря 1942 года А.И. Ерёменко командовал Южным фронтом. Под его руководством войска фронта провели Ростовскую наступательную операцию с целью разгрома во взаимодействии с войсками Закавказского фронта группировки противника на Северном Кавказе. К сожалению, смелый замысел советского командования реализовать не удалось - немецкое командование сумело воспользоваться недостаточно энергичными действиями Закавказского фронта, вывести ударные группировки с Кавказа на ростовское направление и ударом с юга во фланг Южного фронта задержать его наступление. Хотя противник задержал советские войска всего на 2 недели, за это время он успел избежать разгрома. Сам А.И. Ерёменко тяжело перенес его отстранение от окончательного уничтожения окруженной в Сталинграде немецкой 6-й армии и по личной просьбе в связи с ухудшением состояния здоровья (открылись старые раны) 2 февраля 1943 года освобожден от командования фронтом. Лечился в госпитале в Цхалтубо (Грузинская ССР).
Командующий Калининским фронтом (25.04.1943-20.10.1943). В августе-сентябре 1943 года правый фланг Калининского фронта участвовал в Смоленской стратегической наступательной операции, а в октябре 1943 года провёл Невельскую наступательную операцию. После переименования фронтов продолжал командовать 1-м Прибалтийским (бывшим Калининским) фронтом (20.10.1943-19.11.1943). затем вновь находился в подмосковных госпиталях.
С 4 февраля до 18 апреля 1944 года генерал армии Ерёменко А.И. командовал войсками Отдельной Приморской армии, которая совместно с войсками 4-го Украинского фронта провела Крымскую наступательную операцию и сыграла большую роль в разгроме немецкой 17-й армии и в успешном освобождении Крыма.
С 18 апреля 1944 года А.И. Ерёменко - командующий 2-м Прибалтийским фронтом. Во взаимодействии с 1-м и 3-м Прибалтийскими фронтами, вверенные ему войска 2-го Прибалтийского фронта участвовали в освобождении Латвийской ССР, проведя Режицко-Двинскую (июль 1944) и Мадонскую (август 1944) фронтовые операции, а также нанося главный удар в Рижской наступательной операции (сентябрь-октябрь 1944).
З а умелое руководство войсками и проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками мужество и героизм Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июля 1944 года генералу армии Ерёменко Андрею Ивановичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда".
В феврале 1945 года войска 2-го Прибалтийского фронта, выполнявшие задачи по блокированию и уничтожению Курляндской группировки врага, были переданы в Ленинградский фронт, а сам А.И. Ерёменко отозван в Москву. 26 марта 1945 года генерал армии Ерёменко А.И. назначен командующим 4-м Украинским фронтом, войска которого в ходе освобождения Чехословакии провели очень трудную Моравско-Остравскую наступательную операцию, овладев крупным промышленным районом. В мае 1945 года фронт участвовал в Пражской наступательной операции.
После окончания Великой Отечественной войны с 9 июля 1945 года генерал армии Ерёменко А.И. командовал войсками Прикарпатского военного округа. Снят с должности 25 октября 1946 года "за недочёты в состоянии боевой подготовки, дисциплины, воспитания и обеспечения войск округа". С октября 1946 года - командующий войсками Западно-Сибирского военного округа, с ноября 1953 года - командующий войсками Северо-Кавказского военного округа.
С апреля 1958 года Маршал Советского Союза Ерёменко А.И. - генеральный инспектор Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. Избирался кандидатом в члены ЦК КПСС (с 1956 года), депутатом Верховного Совета СССР 2-8-го созывов (с 1946 года).
Жил в городе-герое Москве. Скончался 19 ноября 1970 года. Его прах захоронен в Москве на Красной площади в Кремлёвской стене.
Воинские звания:
полковник - 1935,
комбриг - 17.02.1938,
комдив - 09.02.1939,
комкор - 04.11.1939,
генерал-лейтенант - 4.06.1940,
генерал-полковник - 11.09.1941,
генерал армии - 27.08.1943,
Маршал Советского Союза - 11.03.1955.Награждён 5 орденами Ленина (22.02.1938, 29.07.1944, 21.02.1945, 13.10.1962, 13.10.1967), орденом Октябрьской Революции (22.02.1968), 4 орденами Красного Знамени (15.06.1926, 22.02.1941, 3.11.1944, 20.06.1949), 3 орденами Суворова 1-й степени (23.01.1943, 16.05.1944, 23.05.1944), орденом Кутузова 1-й степени (22.09.1943), медалями, Почётным оружием с золотым изображением Государственного герба СССР (22.02.1968).
Герой Чехословацкой Социалистической Республики (ЧССР) (30.04.1970). Награждён иностранными орденами - Клемента Готвальда (ЧССР), Белого Льва "За Победу" (ЧССР), "Военный Крест 1939-1945" (ЧССР), "За воинскую доблесть" (Польша), "Крест Грюнвальда" (Польша), "Легион Почёта" степени Командующего (США), многочисленными иностранными медалями.
Имя А.И. Ерёменко носило Орджоникидзевское высшее командное училище (1971-1993). Имя присвоено улицам в городах Смоленск, Керчь, Рига, Донецк, Снежное, Славянск, Велиж, Торопец, траулеру Министерства рыбного хозяйства. На штабе Северо-Кавказского военного округа в городе Ростов-на-Дону в память о Герое установлена мемориальная доска. Почётный гражданин городов Волгоград (4.05.1970), Смоленск (28.04.2006, посмертно), Даугавпилс, Острава, Оломоуц, Пардубица, Градец-Краловец.
Сочинения:
Боевые эпизоды. Походы Первой Конной армии. Ростов н/Д, 1957;
На западном направлении. М., 1959;
Против фальсификации истории второй мировой войны. Изд. 2-е. М., 1960;
Сталинград. М., 1961;
Нина Ивановна Еременко, в девичестве Гриб, родила полководцу троих детей. В доме у младшей дочери - Татьяны - все напоминает о герое Сталинградской битвы. В шкафу его дневники, которые, несмотря на запреты контрразведки, Андрей Иванович вел и во время войны. В толстых пожелтевших от времени тетрадях день за днем описаны все сражения, в которых принимал участие маршал Советского Союза А.И. Еременко. Впрочем, непосредственным участником тех событий была и Нина Ивановна. Всю войну она была рядом с ним с фельдшерским чемоданчиком в руках.
- Нина Ивановна, как для вас началась война?
Нина Еременко: В день начала войны я окончила Минское военно-фельдшерское училище. В шестнадцать лет я уже стала лейтенантом. Вскоре нам с мамой пришлось эвакуироваться. Ехали на машинах. Несмотря на бомбежки, до Смоленска добрались благополучно. Потом налетела немецкая авиация, все, в том числе и моя мама, погибли. Как я выскочила - не знаю. Побежала куда-то в лес. На поляне увидела раненых советских бойцов, лежавших прямо на земле. Они не могли самостоятельно передвигаться и были обречены на мучительную смерть. Я выскочила на дорогу, с трудом остановила машину, уговорила забрать раненых. Их было много, а нас трое - два шофера и я - худенькая девочка. Мы, обессилевшие, грузили их как дрова. По дороге в Москву я оказывала им первую помощь. Наконец мы приехали в госпиталь при Тимирязевской академии. Меня сразу поставили к операционному столу - раненых было много, а медработников не хватало. Моих бойцов разместили в трех палатах хирургического отделения. Когда мы их выходили, они ходатайствовали о присвоении мне высокой награды. Помню, как я поехала в Кремль, где Михаил Иванович Калинин вручил мне орден Красной Звезды. Я была первой из женщин-фельдшеров, кто получил этот орден.
- А где вы познакомились с Андреем Ивановичем Еременко?
Нина Еременко: Я так и осталась работать в госпитале при Тимирязевской академии. Вскоре Андрей Иванович был ранен, но лечиться не стал - 28 дней он командовал лежа. Когда ему стало совсем плохо, его привезли к нам в госпиталь. Мне было сказано: "Иди, готовь операционный стол, привезли генерал-полковника Еременко". Когда его занесли на носилках, я на него посмотрела. Никогда не забуду, какой он был жалкий, какой измученный. И мне, не знаю почему, вдруг так захотелось его поцеловать! Он - известный генерал, ему сорок девять, я - семнадцатилетняя девушка, лейтенант медицинской службы. Я прижалась к нему и... поцеловала, а он вдруг открыл глаза. После этого его отвезли в операционную. Там решалась его судьба - ему хотели ампутировать ногу. Даже знаменитый врач Бурденко настаивал на этом. Но ногу Андрею Ивановичу удалось отстоять. На нее наложили гипс, а меня посадили с ним - следить за температурой. Я держала градусник у него под мышкой, обрабатывала ему рану.
У меня был еще один важный больной - лежащий в соседней палате Константин Константинович Рокоссовский. Когда я узнала, что эти двое военачальников - мои пациенты, я очень гордилась, что мне оказали такое доверие. Как я за ними ухаживала! В любви объяснялись и один и другой, потому что я была очень внимательной, заботливой. Но, конечно, больше внимания я все равно уделяла Еременко. Когда я впервые его увидела, то поняла, что должна сделать все, чтобы этого человека поставить на ноги. Я не отходила от него ни на шаг. Постепенно наши отношения становились все более доверительными. Часто по вечерам я читала ему газеты, стихи Тараса Шевченко. Кстати, это он особенно ценил - я ведь читала их на украинском языке. Тогда же Андрей Иванович рассказал мне, что перед войной его семья жила в Вильнюсе. Его перевели на Дальний Восток, но он не успел забрать родных к себе. Жена и сын попали в оккупацию и скорее всего погибли.
Еременко провел в госпитале несколько месяцев, потом засобирался на войну. Главный врач отказывался его выписывать. Тот настоял на своем, обещал, что будет выполнять все указания. И главврач сказал: "Хорошо, но тогда с вами поедет Нина Гриб", и прикомандировал меня на Сталинградский фронт. Всю войну мы прошли вместе. Я видела, как все эти годы он работал. На фронте постоянно бывал в войсках, на передовой, все это несмотря на раны. Он не спал по нескольку дней. Его единственной мечтой было выспаться как следует. И я всегда была рядом с ним со своим фельдшерским чемоданчиком.
- А любовь началась уже на фронте?
Нина Еременко: Я влюбилась, по-моему, еще тогда, когда поцеловала его раненого, беззащитного. А он...
Как-то раз я сопровождала раненых до полевого госпиталя. Весь обоз ушел под лед. Меня спасли, но я повредила ногу и была доставлена в тот самый госпиталь. А Еременко сказали, что все погибли. Он не мог в это поверить и отправил своего порученца разыскать меня во что бы то ни стало. Когда меня нашли и привезли в штаб, Еременко приказал, чтобы меня поселили в его землянке на свободной кровати. С тех пор мы больше не разлучались. В любви ни я ему не объяснялась, ни он мне, но это была любовь, которая длилась 35 лет.
- Когда Андрей Иванович сделал вам предложение?
Нина Еременко: Он мне не делал предложения. Таким был человеком - строгим, немногословным. После войны я поступила на третий курс мединститута. Как-то раз вернулась домой после учебы, вижу, что стол накрыт, какие-то незнакомые люди сидят. Еременко увидел меня и говорит: "Нина, иди сюда. Будем с тобой расписываться". Потом гуляли свадьбу. Интересно, что в особняке, в котором мы тогда жили и, соответственно, расписывались, теперь ЗАГС.
- Где вы закончили войну?
Нина Еременко: Войну мы закончили в Чехословакии. Андрей Иванович хотел, чтобы к приезду в Москву я была самой красивой, поэтому ко мне вызвали чешских портних. Им заказали два наряда. Один вечерний, а один простой, но очень элегантный.
Когда был Парад Победы, на Красную площадь мы приехали вместе. Я была в новом чешском костюме. Андрей Иванович поздоровался со сводным полком своего 4-го Украинского фронта и через всю Красную площадь повел меня за руку на трибуну "А". Все, конечно, обратили на это внимание. Оставляя меня на трибуне, он сказал: "Стой здесь, когда парад закончится, я за тобой приду". К концу парада пошел дождь, а у меня ни плаща, ни зонта, чешский костюм намок и начал съеживаться. Парад закончился, а за мной никто не приходит. Я стою под дождем и жду, костюм становится все меньше. Слава богу, встретила начальника политуправления фронта, он отвез меня в гостиницу. Потом выяснилось, что всех командующих Сталин пригласил к себе. А костюм тот пришлось выбросить.
- Но остался же еще вечерний наряд.
Нина Еременко: Да. На прием для участников парада я надела это вечернее платье. Оно было очень красивое - из бархата, с кружевами. И оказалась одна в таком нарядном виде - у кого тогда могли быть вечерние платья?
- А как вы жили после войны?
Нина Еременко: После войны Андрей Иванович был назначен командующим Западно-Сибирским военным округом. Его штаб находился в Новосибирске. Мы довольно часто приезжали в Москву, а своей квартиры у нас не было, все время останавливались в гостинице. Я переживала, но Андрею Ивановичу об этом не говорила, ведь Еременко никогда ничего не просил. Он говорил: "Я ничего ни у кого просить не буду. Если я заслужил, то мне должны дать. Если нет, то нет".
Как-то в конце сороковых годов мы приехали на сессию Верховного Совета, и я решила попросить у Хрущева, который был первым секретарем московского горкома, квартиру.
Дело в том, что Хрущев был членом военного совета на фронте у Еременко и у них были хорошие отношения. На других фронтах представители Ставки были грозой многих командиров. А Хрущев, когда приехал, сразу сказал мужу: "Андрей Иванович, я человек штатский, в военных делах плохо разбираюсь. Что ты считаешь нужным, то и делай, я тебе мешать не буду." И он, Еременко, не мешал, наоборот, поддерживал. Мы с Никитой Сергеевичем были в прекрасных отношениях. Я часто бывала на КП фронта - ждала Еременко, целыми днями пропадавшего где-то на передовой. В его отсутствие всех лечила, в том числе и Хрущева. То насморк, то ушиб. Он мне говорил: "Нина, после войны, когда приедешь в Киев, на поезде ли, на самолете ли, твой путь будет выстлан ковровой дорожкой".
Так вот Андрей Иванович пошел на сессию, а я позвонила Хрущеву. Он обрадовался, велел мне немедленно к нему приехать. Я поехала в Кремль. Провели меня к нему в кабинет, он встал мне навстречу, раскинул руки, обнял меня, и я расплакалась. Хрущев говорит: "Ну вот! На фронте таким храбрым бойцом была, а теперь плачешь!" И я стала рассказывать, что своего угла у нас нет, вообще ничего своего нет. Уже трое детей, а мы все кочуем по гостиницам да по гарнизонам. На фронте и то лучше жилось. Никита Сергеевич обещал подумать и усадил меня чай пить. На следующий день утром нам звонят: "Нина Ивановна, собирайтесь, мы сейчас подъедем, покажем вам квартиру". А я ведь и не знаю, как мужу признаться, что я за его спиной у Хрущева квартиру просила. Андрей Иванович спрашивает, кто звонил. Я отвечаю, что звонили от Хрущева. Он: "А что им надо?" "Хотят нам квартиру показать". О том, почему нам дали квартиру, я ему так и не рассказала.
Мы всегда были вместе. Как-то раз я сопровождала мужа на сессию в элегантном костюме, в шляпке - все по европейской моде, а потом его вызвал Жуков: "Андрей Иванович, зачем такую красавицу на сессию привел?"
Помню, как праздновали 70-летие Сталина. Он пригласил и нас с Андреем Ивановичем. Но посадили нас на разных концах стола. Муж сидел ближе к Сталину, рядом с Молотовым, я - рядом с Микояном. И вдруг вижу, что Молотов наливает Еременко коньяк. А ему крепкие алкогольные напитки из-за ранения категорически запрещены. Я говорю громко: "Андрею Ивановичу коньяк пить нельзя". Все молчат. Что делать? Я набралась смелости, встала, подошла к Еременко, взяла его рюмку и - к Сталину: "Иосиф Виссарионович, за ваше здоровье!" Выпила большую рюмку до дна. А коньяк я впервые в жизни пила. Сразу опьянела, мне уже море по колено. Я расхрабрилась, обняла Сталина, поцеловала и села на свое место. Тогда Иосиф Виссарионович повернулся к мужу: "Товарищ Еременко, где такую девушку нашел?" Тот поднялся, отвечает: "Товарищ Сталин, я же армиями, фронтами командовал, выбор был хороший".
- Известно, что Еременко - единственный командующий, которого Сталин навещал в госпитале.
Нина Еременко: Это произошло еще до нашего знакомства в конце января 1942 года. Как раз завершались сражения Московского контрнаступления, в котором Брянский фронт под командованием Андрея Ивановича принимал активное участие. Осколком ему раздробило кости голени на правой ноге. Самолет, который должен был доставить раненого командующего, упал. И командующий, и пилот остались живы, но удар о землю был таким сильным, что Андрей Иванович надолго потерял сознание. Сталину поначалу доложили, что Еременко погиб. На самом деле его доставили в госпиталь, который располагался в Москве на Арбате. Как-то вечером открывается дверь и в палату больного входят Сталин, Молотов и Берия. Сталин подошел к кровати, приложил руку ко лбу Андрея Ивановича. Видимо, рука у Сталина была прохладная, и, ощутив холод, Еременко приоткрыл глаза и попытался сказать: "Сталин?" "Лежите, лежите, товарищ Еременко". Сталин фамилию Еременко произносил почему-то с ударением на предпоследний слог. Когда Сталин ушел, Андрей Иванович снова приоткрыл глаза и почти шепотом переспросил: "Здесь действительно был Сталин?" Видимо, он подумал, что это ему привиделось.
Татьяна Еременко: Интересно, что единственный раз, когда Сталин выехал на фронт, он приезжал именно к отцу. Папе показалось тогда, что этот приезд был как бы извинением Верховного главнокомандующего за то, что Еременко не был должным образом награжден за Сталинград. Они разговаривали несколько часов. В дневниках отца подробно описана эта встреча. Во время разговора Сталину сообщили, что советские войска взяли Белгород и Орел. Верховный спросил у папы: "Андрей Иванович, а что, если мы салютом отблагодарим наших солдат?" Отец ответил: "Да, вы нашли великолепную форму благодарности войскам". С этого дня победы наших войск отмечались салютами.
А как-то раз Иосиф Виссарионович проявил об отце небывалую заботу. Мама рассказывала, что папины раны от перенапряжения к концу Сталинградской битвы снова стали болеть и воспаляться. Он едва держался на ногах, и Сталин отправил его поправить здоровье на свою дачу в Цхалтубо, где были целебные источники. С ним поехала и мама. Они пробыли там почти два месяца, и это здорово помогло отцу, да и маме удалось подлечиться после ранения.
В самом начале поездки отец попросил маму, чтобы она принесла ему все подшивки газет. Он читал все материалы о Сталинградской битве, хотел узнать, как все это выглядело со стороны. Когда он прочитал все, что было написано о нем и его войсках, когда понял, что это был переломный момент в войне, в котором есть и его заслуга, у него начался колоссальный психологический подъем. Мама говорила, что его невозможно было узнать, он помолодел, был похож на двадцатилетнего мальчишку. Он заговорил стихами, в пятьдесят лет впервые в жизни написал поэму на 140 страниц. Это были записки о Сталинграде в стихах:
"Еще стоит перед глазами
Огнем объятый Сталинград,
Еще идут на бой с врагами
Наш офицер и наш солдат.
Еще горят в огне эрэсов,
В огне прославленных "катюш"
Тела отъявленных эсэсов
За грех своих преступных душ.
Еще бегут звериным стадом
К себе на запад пруссаки,
Похоронив под Сталинградом
Свои отборные полки."
Татьяна Еременко : Я не знаю, имею ли я моральное право ее публиковать. Отец не хотел этого, наверное, боялся, что его не поймут. В этих стихах выплеснулась его душа, когда читаешь их, мурашки бегут по телу. Но он понимал, что эту поэму будут судить не как воспоминания полководца, а как стихи. А ведь он не был поэтом, и форма, скорее всего, уступает содержанию. Кстати, это был первый и последний раз. Больше он никогда не писал стихов. Только Сталинград, который он считал делом своей жизни, мог вдохновить его на это:
"И вот моя готова повесть,
Не жду награды никакой,
Я только успокоил совесть,
Я только долг исполнил свой."
- А как вас воспитывали?
Татьяна Еременко : Отец был очень строгим. Он относился к детям как к солдатам - дисциплина во всем. Он меня очень любил, но контролировал постоянно. С мальчиками встречаться не давал. Если мне кто-то звонил, он снимал трубку, а потом устраивал допрос с пристрастием: кто это, откуда я его знаю. Краситься мне было запрещено. Если, когда я готовила отцу еду, у меня были накрашены ногти, он не ел. Маме было легче - она вообще никогда не пользовалась косметикой. Мама всегда была яркой, красивой, хорошо одевалась. Меня же воспитывали в строгости. Из одежды у меня была школьная форма, одно выходное платье и домашний халатик. На зиму - синтетическая шубка. И все.
- Чем ваш отец любил заниматься в свободное время?
Татьяна Еременко : Он был очень веселым, общительным человеком. К нам часто приходили гости. Мама ужасно уставала от этого. Да и я тоже. Отец сажал меня за общий стол, давал мне слово, мне приходилось произносить тост. Это было ужасно.
Большим увлечением отца была охота. С боевыми товарищами они нередко собирались пострелять кабанчиков или уток. У нас на даче повсюду висели какие-то рога, клыки, чучела. Мама вспоминала, что отец стрелял очень метко и иногда за одну охоту до сотни уток набивал. Правда, все это в основном раздавалось лесникам, егерям. Один раз и я была с отцом на утиной охоте. Мы сидели часами в бочке, ждали, когда пролетят утки. Это был кошмар!
Еще отец любил рыбалку, бильярд. В шахматы играл очень хорошо, обыграть его было невозможно. Он и меня научил в них играть так, что я выигрывала какие-то детские чемпионаты. Папа никогда не подсказывал мне правильный ход. Я могла часами сидеть над доской, но он не говорил ни слова. И только когда я делала ход, он мог сказать, что, к примеру, можно было походить более удачно. Сам он, конечно, был отличным шахматистом, любил разгадывать шахматные задачи. Не раз сражался на равных с нашим знаменитым гроссмейстером Смысловым и даже выигрывал у него.
Он постоянно чему-то учился. Интересно, что даже лежа в госпитале, он учил английский язык. К нему для этого приходила преподавательница. Он говорил маме: "Хотя сейчас мы воюем с немцами, знать английский язык надо".
Вообще же у него было мало свободного времени. Утром он уезжал на работу, потом приезжал, обедал, ехал на дачу и писал. Моя спальня располагалась над отцовским кабинетом, и когда я приезжала, видела, что свет горит до утра.
Отец хотел, чтобы я продолжала его дела. Но я пошла своим путем, выучилась на экономиста. Однако его желание было пророческим - теперь я занимаюсь его трудами. Готовлю к переизданию его книги. Хочу опубликовать их в первоначальном виде. У меня была мысль опубликовать и его военные дневники, но я никак не могу решиться.
- А в детстве вы понимали, что живете в необычной семье?
Татьяна Еременко : Я - нет. Он был отец как отец. Я ничего не понимала в его делах. Не осознавала значения войны, Победы. Правда, должна признаться, что позднее - в школе - мне мешала моя фамилия. Людей это не притягивало, скорее наоборот. Я всегда была белой вороной. Да и в университете - пока не знали, чья я дочь, все было нормально, но как только узнавали - отстранялись. Зато это закалило мой характер.
ТЯЖЁЛЫЙ ЖЕЗЛ МАРШАЛА ЕРЁМЕНКО
Если уважаемым читателям доводилось бывать на книжных рынках столицы, и они не оставались равнодушны к славному боевому прошлому нашей страны, то наверняка бросалось в глаза большое количество книг о полководцах Великой Отечественной войны, изданных к 70-и летию Победы. Сталин, Шапошников, Рокоссовский, Василевский, Конев, и даже Тимошенко с Мерецковым, не говоря уже о Жукове, оказались представлены в литературных трудах писателей - документалистов достаточно полно. Но не ищите среди этого разнообразия книгу о маршале А.И. Ерёменко. Таковой нет. Есть только работы самого Андрея Ивановича, включая его военные дневники. И ситуация эта в данном сегменте информационного поля далеко не случайна. Чем же не угодил Андрей Иванович хозяевам PR-пространства?
Здесь необходимо понять, что главной фигурой, активно ненавидимой некоторой частью властьимущих, является безусловно Иосиф Виссарионович Сталин, ясность «вины» которого безусловно очевидна. Именно товарищ Сталин превратил коммунизм Мордехая Леви (К. Маркс) из оружия разрушения России и её государственности в оружие консолидации русского государственного ядра и сплочения ещё здоровых защитных сил русского и других славянских народов против транснационального антихриста, персонифицируемого в те уже далёкие времена бандой Шикельгрубера. (А. Гитлер) Преемственная линия от родоначальников русской смуты здесь вполне ясна, ибо вышибленный из СССР Бронштейн, с конца тридцатых числился «почётным арийцем».
Поношения и дискредитация товарища Сталина, начатые Перлмуттером (Н. Хрущёв) на ХХ съезде капээсэсихи (КПСС – организация изменников родины в 1956-1991 годах) не привели к желаемому результату даже в наши дни. Скорее наоборот, образ Сталина засиял на фоне затеянной пигмеями кампании десталинизации сильнее и сильнее с каждым прожитым нами годом. Не по зубам он оказался этим картавым карликам.
А вот на Андрее Ивановиче Ерёменко можно было отыграться. Даже в гнилую оттепель, когда Ерёменко получил звание маршала, имя полководца замалчивалось, фотографии публиковались крайне редко. Политработники, бывшие в 1941 году членами военного совета фронта, припомнили, как тяжёлый кулак Андрея Ивановича проходил, и не раз, по их поганым мордам. А возведённый в ранг великого полководца маршал Жуков писал о своём коллеге так: «Еременко в войсках не любили за глупость и чванство». (Больше ни один человек на страницах мемуаров Георгия Константиновича им оскорблен не был.)
Виной всему явилось следующее. Андрей Иванович ДВА РАЗА не дал участникам военно – фашистского заговора Тухачевского сдать СССР Шикельгруберу. Сегодня, опираясь на работы Арсена Бениковича Мартиросяна наличие заговора в Красной Армии к июню 1941 года можно считать доказанным.
Сталин инициировал тщательное расследование причин трагедии 22 июня 1941 года, которое он в глубокой тайне вёл еще в начале войны, и которое в принципе-то никогда не прекращалось - просто на некоторое время активность разбирательства была снижена.
К концу 1952 года Сталин практически завершил это расследование - уже был завершен опрос оставшихся в живых генералов, командовавших частями в западных приграничных округах накануне войны. И это очень сильно встревожило высший генералитет и маршалитет. Особенно того же Жукова. Не случайно же они так резво переметнулись на сторону Хрущёва и чуть позже помогли ему осуществить государственный переворот 26 июня 1953 года.
Смертоносная убойность материалов этого расследования для генералитета и маршалитета была велика. В 1989 году знаменитое издание «Военно-исторический журнал» начал печатать некоторые материалы этого расследования, в частности, результаты проведенного Сталиным опроса генералов - когда они получили предупреждение о нападении Германии. Кстати говоря, все показали, что 18-19 июня, и только генералы Западного Особого военного округа черным по белому написали, что никаких указаний на этот счет не получали, а некоторые и вовсе узнали о войне из речи Молотова. Так вот, едва началась публикация, как тут же редакции «ВИЖ» так дали по рукам, что печатание материалов немедленно было прекращено.
Выходит, что даже тогда эти материалы были опасны для генералитета и маршалитета. Не публикуют их полностью и до сих пор. Следовательно, они по-прежнему представляют угрозу. Впрочем, и для властей тоже, потому как публикация этих материалов в полном объеме вызовет термоядерный взрыв во всей исторической науке, ибо перевернет буквально все и придется на коленях просить прощения перед могилой Сталина за всю клевету и грязь, которые на него обрушили после 5 марта 1953 года.
Результаты деятельности на поприще игры в поддавки с Вермахтом Наркома обороны Тимошенко, Начальника Генштаба Жукова, Командующего ЗапОВО Павлова впечатляют. На ШЕСТОЙ день войны сдан Минск, уничтожена почти вся наша фронтовая авиация, связи нет, Западный Фронт отходит в безпорядке, местами бежит, бросая оружие и технику…
На фоне такого военного поражения заговорщики надеялись убрать товарища Сталина, как наиболее опасного врага, а потом, получив от Шикельгрубера свои серебряники, прозябать в синекуре функционеров третьего рейха в порабощённой России. Власов явился наиболее характерным воплощением их мечты, сбывшейся, правда, только в девяностых годах прошлого века во времена меченого дьяволом ставропольского мерзавца (имени его не хочу ставить в эту книжку).
Сталин уже утром 22 июня, судя по всему, заподозрил неладное именно на Западном Фронте, потому, что в 7 часов утра он звонил первому секретарю ЦК КП (б) Белоруссии Пантелеймону Кондратьевичу Пономаренко и заявил ему, что поскольку получаемая от военных информация его не удовлетворяет, потребовал от него начать сбор сведений о положении противника через местные партийные органы. (В сб. Великая Отечественная катастрофа. 1941 год. Причины трагедии. М., 2007, с. 174-175.)
Жуков, как начальник Генерального Штаба отвечал за связь, за получение этой самой информации, которую Сталин вынужден был искать через Пономаренко. Известие о взятии немцами Минска Сталин получил из сообщения английского радио, а не от Жукова и Тимошенко из Наркомата обороны. Следовательно, Тимошенко и Жуков намеренно скрывали информацию от руководства страны о ситуации на Западном Фронте. Согласитесь, что сокрытие информации - это уже есть должностное преступление. По свидетельству А.И. Микояна (Микоян А.И. Так было. - М.: Вагриус, 1999, - 612 с.), 29 июня вечером у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, Микоян и Берия. В связи с тяжёлым положением Западного Фронта Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко, но тот ничего путного о положении на Западном направлении сказать не смог. Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться с обстановкой. В Наркомате Сталин держался очень спокойно, спрашивал, где командование Западным Особым военным округом, какая имеется связь. Жуков докладывал, что связь потеряна и за весь день восстановить ее не могли. Затем Сталин спрашивал о том, почему допустили прорыв немцев, какие меры приняты к налаживанию связи и так далее. Жуков ответил, какие меры приняты, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи, никто не знает. Около получаса говорили довольно спокойно, но выяснив всё его интересовавшее, Сталин подвёл итог: что за Генеральный штаб, что за начальник Штаба, который так растерялся, что не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует, раз нет связи, Штаб безсилен руководить. Трепещущий от липкого смертельного страха разоблачения своих грязных дел Жуков выбежал в другую комнату и, по словам Микояна, «буквально разрыдался». Из посещения Наркомата обороны Сталину стало ясно, что Тимошенко и Жуков подмяли всех под себя, отказываясь предоставлять какую-либо правдивую информацию о событиях на Западном Фронте.
Андрей Иванович Ерёменко так отзывался о Жукове (Военный дневник // (ВИЖ). 1994. № 5. С. 19-20 / Запись от 19 января 1943 года): «Жуков, этот узурпатор и грубиян, относился ко мне очень плохо, просто не по-человечески. Он всех топтал на своем пути, но мне доставалось больше других. Не мог мне простить, что я нет-нет, да и скажу о его недостатках в ЦК или Верховному Главнокомандующему. Я обязан был это сделать, как командующий войсками, отвечающий за порученный участок работы, и как коммунист. Мне от Жукова за это попадало. Я с товарищем Жуковым уже работал, знаю его как облупленного. Это человек страшный и недалекий. Высшей марки карьерист… Следует сказать, что жуковское оперативное искусство - это превосходство в силах в 5- 6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет воевать не количеством, и на крови строит себе карьеру…
Мы знаем, что Жуков приезжал под Сталинград (в Сталинграде он не был, там стреляли) и сидел с Маленковым в отрытом для них блиндаже в 30 км севернее Сталинграда и оттуда пытался нам помогать. Он хотел помочь нам, он имел прямые указания от Сталина, но у него ничего не вышло, а то единственное решение, которое он принял, принесло большой вред. Он завернул к себе все резервы, которые шли в Сталинград, это нам стоило очень дорого, мы из-за этого отдали врагу Тракторный завод.»
Командующий ЗапОВО Д.Г. Павлов и его подельники, саботируя Директивы НКО и ГШ о приведении в повышенную боевую готовность войск округа после 10 июня продолжали заниматься ослаблением готовности войск. Это выразилось в отсутствии горючего в округе, размещении авиации на самой границе, удержании в Бресте трех дивизий и ещё нескольких частей, которые, согласно «Планов обороны» округа, и тем более после Директив и приказов Москвы от 11–18 июня, должны были уйти из города и занять оборону вокруг него. Именно ослаблением готовности войск занимался Павлов, устраивая «плановые показательные» учения на артполигоне под Брестом 22 июня, располагая там бронетехнику брестских дивизий, как на выставке.
Ослаблением боевой готовности является отмена 21 июня приказа ГШ о приведении авиачастей в боевую готовность с 20 июня. Ослаблением мобготовности является и то, что Павлов после получения Директив НКО и ГШ от 11–18 июня не вернул в части артиллерию округа с приграничных полигонов, а зенитная осталась под Минском (в 500 км от границы). Более того, Павлов отправлял артиллерию округа на «стрельбы» в том числе и после 15 июня – рапорт начальника контрразведки 10-й армии уже неоднократно приводился: «…по распоряжению штаба округа с 15 июня все артиллерийские полки дивизий, корпусов и артполки РГК были собраны в лагеря в двух местах: Червонный Бор (между Ломжей и Замбровом) – 22 полка 10-й армии и в Обуз-Лесном – артполки тыловых дивизий армии и других частей округа…».
Самая важная фраза в обвинительном заключении изменника: «Павлов… не готовил к военным действиям вверенный ему командный состав, ослабляя мобилизационную готовность войск округа…». Для командира его уровня «ослабление мобилизационной готовности войск» и есть самое большое преступление, его вполне достаточно для расстрела. Важно также, что «ослабления мобилизационной готовности» вполне достаточно, чтобы напавший враг смог беспрепятственно разгромить обороняющихся.
Генерал-лейтенант С.Ф. Долгушин (Как и почему погибла авиация 11 САД под Гродно):
«Впрочем, многое и до этого дня делалось, будто по заказу (немцев): - начат ремонт базового аэродрома в г. Лида, - не были подготовлены запасные площадки…, - было уменьшено число мотористов и оружейников до одного на звено. Мало того, что Тимошенко в декабре 1940 г. перевел нас на положение как солдат, так еще и сняли с самолёта оружейника и моториста!
Перед самым нападением, днем 21 июня в полку побывал командующий ЗапОВО Д.Г. Павлов и командующий ВВС ЗапОВО И.И. Копец. Я лично докладывал данные разведывательного полета к границе, возле которой находился немецкий аэродром, на котором вместо 30 (примерно) самолетов Ме-110, насчитал до 200-т боевых самолетов различных типов.
Закончили мы полёты примерно в 18 часов 21 июня. Часов в 19 нас разоружили – поступила команда: «СНЯТЬ С САМОЛЕТОВ оружие и боеприпасы» Мы все думаем: зачем же?! За ужином мы обменивались мнениями – все были до того возмущённые злые: как это так – сначала мы вылетали на перехват имея всё оружие лишь на одну перезарядку, а дальше – в такое тревожное и какое-то неприятное время, у нас вообще отняли оружие, у истребителей! И мы спросили: «Почему сняли оружие?! Кто такой идиотский приказ издал?!»
Я даже к командиру полка Емельяненко обратился. А он разъяснил командирам эскадрилий: «Приказ командующего» (ЗапОВО Д.Г.Павлова).
Оружие сняли, а в 2.30 раздается сигнал – тревога... И в момент налета немецкой авиации летчики вместо «сокращенных» Тимошенко оружейников занимались установкой пушек и пулеметов на истребители.»
Понимал ли Павлов, за что его судят? Конечно, вполне понимал и отдавал себе отчет в том, что он сделал: «благодаря своей бездеятельности я совершил преступления, которые привели к поражению Западного фронта и большим потерям в людях и материальной части, а также и к прорыву фронта, чем поставил под угрозу дальнейшее развертывание войны».
Как было сказано в одном из вопросов в первом же протоколе – «Если основные части округа к военным действиям были подготовлены, распоряжение о выступлении вы получили вовремя, значит, глубокий прорыв немецких войск на советскую территорию можно отнести лишь на счет ваших преступных действий как командующего фронтом»…
Павлова пытались «отмазать», хотя вопрос об отстранении Павлова был поднят по некоторым данным уже 25-26 июня! Вот что пишет историк А. Мартиросян в своей книге «22 июня: Блицкриг предательства» (М., 2012 г.):
«Ворошилов, который в начале войны по указанию Сталина прибыл на Западный фронт, чтобы отстранить Павлова от должности и под охраной отправить в Москву, вместо того, чтобы уже 27 июня исполнить это указание, пустился в неуместные рассуждения о том, что-де не надо арестовывать Павлова. И даже накатал телеграмму в адрес Сталина, в которой предлагал всего лишь отстранить Павлова от командования фронтом и назначить его командиром танковой группы, сформированной из отходящих частей в районе Гомель-Рогачев. (Сыромятников Б. Трагедия СМЕРШа. Откровения офицера-контрразведчика. М., 2009, с. 209.)
К концу июня 1941 года Сталину стало ясно, что Западный Фронт неуправляемо бежит, и надо срочно переламывать ход событий. 30 июня был образован ГКО, который возглавил Сталин. Прямо на первом же его заседании было принято решение об отстранении Павлова от командования Западным Фронтом, замене его генерал-лейтенантом А.И Еременко. Генерал был на примете у вождя после штабных игр на картах в Генеральном Штабе, проводившихся в начале сороковых. Андрея Ивановича срочно вызвали аж с Дальнего Востока, хотя выбор генералов в европейской части страны у Сталина был достаточно широкий, но решение было принято в пользу Андрея Ивановича.
1-го июля в 11 ч. 05 мин. из штаба Западного Фронта в Москву была отправлена телеграмма следующего содержания: «Наркому обороны маршалу Тимошенко. Командование войсками Западного фронта сдал генерал-лейтенанту А.И.Еременко 1 июля 1941 г. Д. Павлов. В командование войсками Западного фронта вступил 1 июля. А.Еременко». (ЦА МО РФ. Ф. 226. Оп. 2133. Д. 1. Л. 14.)
Вот как Андрей Иванович сам повествует об этом тяжелейшем времени:
«28 июня прямо с аэродрома я явился в Наркомат обороны к маршалу С. К. Тимошенко.
- Ждем вас, - сказал он и сразу же приступил к делу.
Из краткого сообщения наркома об обстановке я понял, что положение на фронтах еще более серьезно, чем мне представлялось. Причины наших неудач нарком связывал главным образом с тем, что командование приграничных округов не оказалось на высоте положения. В этом была, конечно, известная доля правды.
Когда С. К. Тимошенко кратко охарактеризовал обстановку и показал на карте, какую территорию мы уже потеряли, я буквально не поверил своим глазам.
Нарком отрицательно охарактеризовал деятельность командующего Западным фронтом генерала армии Д. Г. Павлова и выразил сильное беспокойство за судьбу войск этого фронта.
- Вот, товарищ Еременко, - сказал он мне в заключение, - картина вам теперь ясна.
- Да, печальная картина, - ответил я
После некоторой паузы Тимошенко продолжал:
- Генерал армии Павлов и начальник штаба фронта отстранены от занимаемой должности. Решением правительства вы назначены командующим Западным фронтом, начальником штаба фронта - генерал-лейтенант Г К Маландин. Немедленно выезжайте оба на фронт.
- Какова задача фронта? - спросил я.
- Остановить наступление противника, - ответил нарком.
Тут же С. К. Тимошенко вручил мне предписание о назначении меня командующим Западным фронтом, и в ночь на 29 июня я вместе с Маландиным выехал под Могилев.
На командный пункт Западного фронта, находившийся в лесу недалеко от Могилева, мы приехали рано утром. Командующий в это время завтракал в небольшой, отдельно стоящей палатке. Я зашел в палатку, а генерал Маландин пошел искать начальника штаба фронта. Генерал Павлов приветствовал меня по своему обыкновению довольно шумно, забросав множеством вопросов и восклицаний:
- Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами к нам вас занесло? Надолго ли?
Вместо ответа я протянул ему предписание. Пробежав глазами документ, Павлов, не скрывая недоумения и беспокойства, спросил:
- А меня куда же?
- Нарком приказал ехать в Москву, - ответил я.
Павлов пригласил меня к столу.
Я отказался от завтрака и сказал ему:
- Нам нужно поскорее разобраться в обстановке на фронте, выяснить состояние наших войск, осмыслить намерения противника.
Павлов после непродолжительной паузы заговорил:
- Что можно сказать о создавшейся обстановке? Ошеломляющие удары противника застигли наши войска врасплох. Мы не были подготовлены к бою, жили по-мирному, учились в лагерях и на полигонах, поэтому понесли большие потери, в первую очередь в авиации, артиллерии, танках, да и в живой силе. Враг глубоко вторгся на нашу территорию, заняты Бобруйск, Минск.
Павлов ссылался также на позднее получение директивы о приведении войск в боевую готовность.
К. Е. Ворошилов сказал мне:
- Дела очень плохи, сплошного фронта пока нет. Имеются отдельные очаги, в которых наши части стойко отражают яростные атаки превосходящих сил врага. Связь с ними у штаба фронта слабая. Павлов плохо руководит войсками. Нужно немедленно подтягивать резервы и вторые эшелоны, чтобы закрыть образовавшиеся бреши и задержать наступление противника, по-настоящему организовать управление войсками.
Борис Михайлович Шапошников был более конкретен, он указал мне, на какие направления необходимо безотлагательно бросить резервы.
После этого разговора я имел беседу и с членом Военного совета фронта секретарем ЦК КП Белоруссии П. К. Пономаренко, который, как и маршалы, дал отрицательную оценку управления войсками со стороны штаба и командования фронта.
В течение всего первого дня командования войсками фронта я изучал по документам свои войска, изучал противника, отдавал отдельные распоряжения, советовался с начальником штаба фронта и с другими офицерами и генералами штаба фронта. Меня ни на минуту не оставляла мысль о том, что нужно взять в руки нарушенное управление войсками и заставить их драться не разрозненно, а организованно по определенному замыслу, во взаимодействии всех родов войск. Я совершенно ясно понимал, что только войска организованные, связанные единой идеей боя, могут остановить продвижение противника, преградить ему путь к нашей столице, нанести ему поражение.
В результате десятидневных боев в районе Могилева и пятидневных в районе Борисова врагу был нанесен немалый урон в живой силе и технике. Эти бои явились началом организованных действий наших войск на западном направлении.»
Занималось грандиозное Смоленское сражение, где в оборонительных боях легла почти половина довоенной Красной Армии. Через полтора месяца встречных жарких боёв Командующий Брянским Фронтом был ранен. Сталин в очень сложной обстановке нашёл возможность и время лично приехать в больничную палату Андрея Ивановича. После госпиталя генерал получил в командование 4-ю Ударную армию Северо-Западного Фронта. Блестящий зимний Торопецкий Удар Ерёменко впоследствии вошёл в академический учебник Бундесвера. Зимой 1942 года Андрей Иванович отрезал кратчайшие пути снабжения группе армий «Центр», которая после поражения под Москвой отскочила во Ржев, оставаясь кинжалом, направленным в сердце русской столицы. 23 дня Ерёменко командовал наступающей армией с носилок, получив тяжёлое ранение в самом начале Торопецко-Холмской операции. Он был доставлен в госпиталь только после длительной потери сознания. Пока же Андрей Иванович мог командовать, на все предложения отправиться на лечение отвечал отказом, отчётливо понимая, что наступление в той обстановке может легко захлебнуться, достаточно одного неверного шага. Трагичный пример разгрома Брянского Фронта после того, как генерал был ранен и эвакуирован в тыл, ярко горел кровавым пятном в памяти Ерёменко, давая силы оставаться во главе 4-й Ударной армии, ведущей непрерывные встречные бои.
Весной и летом 1942 года, когда Ерёменко лечился после тяжёлого зимнего ранения, Тимошенко и Перлмуттер устроили второй в эту войну разгром Красной Армии под Харьковом, в районе Барвенковского выступа. 300 тысяч потеряли. Фронт побежал аж до Волги…
Сталин вызвал Андрея Ивановича 2 августа. Начиналась Сталинградская эпопея. Второй раз за время войны Ерёменко пришлось останавливать бегущий дезорганизованный заговорщиками фронт. Собирать подразделения, налаживать управление, подготовлять и проводить контрудары. Ерёменко - единственный из военноначальников справился с такой задачей дважды. Потом он стал командующим сразу двумя фронтами, что было во время войны просто уникально.
Наступление немцев на Сталинград продолжалось. Но в самом городе командующий VI полевой армии фельдмаршал Паулюс неожиданно натолкнулся на весьма грамотно построенную оборону и чрезвычайно эффективно действующие из заволжских степей артиллерийские кулаки, нейтрализовать которые Люфтваффе не смогло, благодаря их высокой подвижности и отличной маскировке. В результате немцы плотно завязли в городских боях, продвижение их сил за Волгу так и не состоялось.
Поздняя осень Сталинграда 1942 года. Тяжело нависшее над Волгой ноябрьское небо, полное вражеских самолётов, несущих в своём чреве тонны смертельного груза. По реке идёт «сало» - мелкий битый лёд. Маленьким трудягам – бронекатерам всё тяжелее пробиваться к сражающемуся городу, подвозя подкрепления и боеприпасы. Многие судёнышки уже навсегда успокоились на волжском дне. Огонь Великой Битвы пылал над речными волнами, почти не угасая. На правом берегу противник нажимал, увеличивая мощь своих атак. В жестоких встречных боях таяли силы защитников города, всё меньше становились наши правобережные плацдармы.
В эти ноябрьские дни в штабе Фронта появился необычный гость. Облачения священнослужителя русской православной церкви резко контрастировали с мундирами офицеров штаба. Это был первый помощник и правая рука местоблюстителя Патриаршего Престола Сергия Старгородского – митрополит Николай Ярушевич.
Воины сражающегося Сталинграда получали всемерную помощь. Но кроме снарядов, мин и танков требовалось главное – Божья Помощь, без которой, как известно, победы не будет.
Командующий Фронтом – генерал – полковник Ерёменко тепло принял митрополита Николая. Рассказал о тяжёлых боях в городе, о том, что в подвале одной из разрушенных церквей чудом оставшийся в живых батюшка служит уже 12 дней непрерывный молебен о даровании победы русскому оружию.
Отец Николай сказал, что имеет поручение от товарища Сталина – доставить на сражающийся правый берег Волги святыню – Казанскую икону Божьей Матери и отслужить перед нею молебен.
Андрей Иванович нахмурился и хранил молчание.
Тогда митрополит Николай стал рассказывать, как эта святыня была направлена в Сталинград. Сразу после начала войны митрополит гор Ливанских Илия Карам, обезпокоенный судьбой России, спустился в подземелье одного из храмов. И там, через несколько суток безпрестанной усердной молитвы, ему явилась в огненном столпе Пресвятая Богородица. Она поведала подвижнику, как спасти Россию от дьявольского нашествия двунадесяти языков.
Илия в точности передал её слова в Россию своим друзьям, которые ознакомили с ними товарища Сталина.
Выполняя волю всевышнего, Казанская Богородичная икона была направлена сначала в Ленинград, а теперь прибыла на берега Волги.
Отец Николай сделал паузу. Молчал и Андрей Иванович. Он, как никто другой, осознавал опасность переправы через Волгу, забитую «салом». И без того небыстрый бронекатер в ледяном крошеве превращается в удобную мишень. Вражеская артиллерия без труда пустит ко дну хрупкую скорлупку…
Как бы читая его мысли, отец Николай проговорил:
- Порт – Артур сдали, когда промасоненные генералы не допустили на землю крепости Порт – Артурскую Богородичную икону, направленную туда Царём. Та же история только с Песчанской иконой произошла в германскую войну 14 года. Повторять ошибок недавнего прошлого не стоит. Бог не без милости. Прорвёмся.
Перед глазами Андрея Ивановича встали картины его боевой юности, опалённые огнём Великой войны. Штыковые атаки, ранение, потом смута, позор Брестского мира, великое собирание земель русских, освободительный поход в западные области Малой и Белой Руси…
Андрей Иванович решительно встал, подошёл к полевому телефону. На проводе был командир отряда бронекатеров. Андрей Иванович отдал приказ готовить ночной прорыв парой на участке напротив разрушенной мельницы.
Позвонил он и командующему артиллерией, что бы тот организовал контрбатарейную артподготовку на время речного прорыва.
А отец Николай уединился в одном из помещений штаба, вознося молитвы перед доверенной ему святыней.
День клонился к вечеру. Андрей Иванович получил доклады о готовности сил прорыва и артиллерийской поддержки. Сумерки быстро доедали короткий ноябрьский свет. Сталинград горел, отбрасывая багровое зарево на полусотню вёрст в округе. Артиллерийские расчёты уже поднесли к орудиям снаряды, командиры проверяли прицелы и сверяли квадраты по карте «Дон». Моторы бронекатеров были прогреты и работали на малых оборотах в ожидании пассажиров.
«Сало» шло по чёрным волнам в красноватых отблесках непрерывного пожара. Казалось, что это вскрыта израненная плоть великой русской реки.
Митрополит Николай и Андрей Иванович Ерёменко прибыли на стоянку бронекатеров, соблюдая предосторожности маскировки. Командующий Фронтом принял доклад командира отряда речных судов. Ещё раз оглядел правый берег, сверкавший вспышками выстрелов, и сказал:
- С Богом, отец Николай!
Священник легко, почти невесомо, прошёл по сходне на бронекатер, неся в руках драгоценную святыню.
Кораблик отвалил от берега, развернулся, раздвигая бортами тяжёлое «сало». И вот дан полный ход. Дизеля, надрывая коленвалы, вышли на предельные обороты. На корме отчаянно трепетал флаг Военно Морского Флота, почти касаясь пенного буруна, переходящего в льдистый кильватерный след. Пара катеров устремилась к правому берегу, навстречу огню и ливню свинца. Скоро осколки и пули дробно застучали по броне боевой рубки. С верхней палубы грозно и методично бил по берегу спаренный ДШК. Белые деревья разрывов встали возле бортов, обрушиваясь ледяными водопадами на низкие палубы. Прожектора противника пытались взять кораблики в свои холодные пронизывающие лучи. Но вовремя заговорила фронтовая артиллерия, затыкая батареи противника и гася его прожекторные посты.
Отец Николай стоял в боевой рубке головного катера с молитвой на устах. Катер пробивался сквозь плотный заградительный огонь. Левый триплекс иллюминатора бокового обзора вдруг пошёл сетью снежно-белых трещинок, сквозь которые ясно проглядывали тёмные кружочки застрявших крупнокалиберных пуль. Кораблик накренился на правый борт, резко снизив скорость. Командир катера маневрировал, сбивая пристрелку вражеских пулемётов. Резкий разворот, стоп, полный ход к спасительным обрывам, нависшим над волжской водой.
Фронтовая артиллерия била во - всю уже по самому берегу, подавляя вражеские пулемётные гнёзда. Их огонь заметно ослаб, а вскоре прекратился. Над немецкими позициями стояла сплошная стена разрывов. Двести стволов русских пушек смешивали с землёй незваных гостей. Немец почти не отвечал, истошно вопя по радио о помощи Люфтваффе.
И вот нос головного катера уткнулся в прибрежный песок. Отец Николай сошёл на истерзанную землю правого берега. Катера тотчас отошли назад, взяв раненых и донесения в штаб Фронта.
Люди в наших траншеях хотя и были предупреждены о визите священника, но поверили в это только увидев сходящего на берег отца Николая в развивающихся облачениях.
Он творил молитву перед иконой Казанской Богоматери всё время перехода. Праздничное облачение священника сверкало золотым шитьём, солдаты с удивлением и трепетом провожали взглядом человека, нёсшего святыню Русского Православия в самое пекло Сталинградского сражения.
Несколько офицеров сопровождали отца Николая, проведя его по ходам сообщения к стенам разрушенной мельницы. Там, под защитой толстых стен, были собраны на молебен защитники города.
Богородичную икону установили на два снарядных ящика – своеобразный Сталинградский Алтарь образца начала ноября 1942 года. Отец Николай приступил к молебну без промедления.
Величественно и мощно лились древние молитвы над непокрытыми головами советских воинов, насмерть стоявших среди руин Великого Города, несшего в своём названии имя Русского Мессии, поднявшего Родину из пепла и кровавой смуты. В далёком восемнадцатом году здесь решилась судьба новой, Советской России, ставшей защитницей и историческим правопреемником Московии – Третьего Рима.
Теперь Божий перст опять указал на крутые волжские откосы, наметив точку поворота в праведной битве Православного Света с сатанинской оккультной тьмой, покорившей почти всю планету. Свет новой зари пробивался сквозь облака дыма, вставая из-за Волги неотвратимым багровым сиянием. Занимался ещё один день войны, приближая победную поступь русского солдата к улицам немецкой столицы. Наступал тот самый момент истины, Апостольской Истины – Держателем и Хранителем которой издревле была Россия – единственная в мире Держава.
Просто и безхитростно обратился отец Николай к пастве, стоявшей перед ним в серых опалённых страшным огнём шинелях. Скоро на плечах этих воинов засверкают тяжёлым золотом звёзды, оттеняя суровое шитьё широких погон. И новая армия, отбросив масонские треугольники и ромбики, увенчанная символами чести русского воинства понесёт Сталинские победные знамёна почти до Ла – Манша. А в небесной вышине, благословляя на подвиги, её будет сопровождать Пресвятая Богородица, которую ясно увидят немцы над атакующими неприступный Кёнигсберг советскими войсками.
Так в ноябре 1942 года рождалась победная славянская весна, через три года озарившая планету солнечной радостью грядущей мирной жизни.
Андрей Иванович Ерёменко стал не только выдающимся полководцем Великой Отечественной войны, но и её талантливым летописцем. После победы под Сталинградом Ерёменко по настоянию вождя находился на отдыхе в Цхалтубо. Там по свежим впечатлениям родилась поэма «СТАЛИНГРАД».
Ты разглядел ли, мой читатель,
В чернилах кровь глубоких ран? -
Ведь я не купленный писатель,
Я – Сталинградский ветеран.
После этого я подошел ближе к карте, начал излагать план Смоленской операции. Вначале я коротко охарактеризовал операционное направление - Смоленские ворота, а затем дал подробную характеристику позиций противника, их укреплений и дал оценку силам врага, вывел соотношение сил, для чего также подробно охарактеризовал состав наших сил и средств.
После этого, я коротко изложил общий замысел и план операции, который вытекал из поставленной мне задачи.
Смоленская операция проводилась нашим фронтом во взаимодействии с правым флангом Западного фронта, тоже нацеленного на Смоленск. Действия двух фронтов должны были слиться в единый удар.
Я докладывал товарищу Сталину, что основная ведущая идея наступательных операций войск Калининского Фронта состоит в том, чтобы взломать всю оборону противостоявшего нам противника на всю глубину на всем фронте, взломать по частям, последовательно создавая наше превосходство в силах и средствах на избранных направлениях.
Центральное место в моем докладе Верховному Главнокомандующему все же занимала Духовщинско-Смоленская операция. Это и понятно, потому что выполнением Духовщинско-Смоленская операции войска фронта открывали так называемые Смоленские ворота, раскалывали левое крыло фронта ЦГА и получали возможность выхода на широкий оперативный простор, на поля Белоруссии и Прибалтики, откуда открывались пути в Восточную Пруссию. Смоленские ворота должны были стать для нас воротами в Западную Европу.
Докладывая план наших действий, я подробно остановился на каждом этапе операции. Вся операция планировалась в три этапа (подготовительного этапа я не считаю).
Первый этап - артиллерийская подготовка, атака и прорыв оборонительной полосы противника.
Второй этап - развитие прорыва и захват города Духовщины (открыть Смоленские ворота).
Третий этап - выход на рубеж Смоленска, захват Смоленска и поворот левого крыла войск Калининского фронта на запад - на Витебск.
Вот в таком разрезе я докладывал товарищу Сталину план Смоленской операции. При анализе каждого этапа, я детализи¬ровал группировку войск и характеризовал частные задачи на каждом этапе.
Товарищ Сталин внимательно выслушал мой доклад и в ходе изложения доклада задал мне ряд вопросов.
Касаясь вопроса организации прорыва сильной обороны про¬тивника, товарищ Сталин задал мне вопрос.
- Сколько у нас орудий на километр фронта? - спросил он меня.
- Сто шестьдесят, - товарищ Сталин.
- Мало, - сказал он. - Мало, надо не менее 200 орудий на километр фронта. Артиллерия должна сопровождать пехоту огнем от рубежа к рубежу, она должна прокладывать путь пехоте двойным валом, а для этого требуется до двухсот орудий на один километр. Особенно,- продолжал товарищ Сталин, - не должна отставать от пехоты артиллерия сопровождения, она должна шагать вместе с пехотою нога в ногу. Нужно за счет второстепенного направления усилить артиллерийскую плотность.
При обсуждении третьего этапа операций товарищ Сталин обратил мое внимание на то, что я имел недостаточно сил для развития успеха и тут же подошел к столу, на котором стоял телефонный аппарат, поднял трубку и произнес:
- Дайте 2-12, - и сейчас же получил ответ.
Слышимость была замечательной. Я стоял в стороне, но хорошо слышал, как товарищ Штеменко ответил:
- Я слушаю, товарищ Сталин.
- Товарищ Штеменко! прикажите, чтобы 3-й кавкорпус к 10 августа и одну общевойсковую армию к 20 августа перебро¬сили в распоряжение товарища Еременко в район города Белый. Поняли?
- Так точно, понял, товарищ Сталин,- ответил т.Штеменко.
Иосиф Виссарионович положил трубку и продолжал разби¬рать вопросы авиационного обеспечения. Он также нашел, что у меня маловато бомбардировщиков и тут т приказал деть мне несколько вылетов авиационного полка туполевских самолетов-бомбардировщиков Ту-2, которые до этого времени еще нигде не применялись.
В конце моего доклада я попросил у товарища Сталина дополнительно один боекомплект тяжелых снарядов, Товарищ Сталин тут же по телефону отдал приказание тов. Яковлеву отгрузить мне снаряды в первую очередь.
Во время доклада Сталин слегка нервно, но все же размеренно шагал по освещенной августовским солнцем комнате, периодически останавливаясь и замирая, что-то озабоченно вспоминая.
- А кто, товарищ Еременко, отличился в бою у Слободы?
- Слободу полностью заняли позавчера войска 43-ей армии генерала Голубева, 940-го стрелковый полк 262-й стрелковой дивизии.
О НЕДОСТАТКАХ В РАБОТЕ КОМАНДОВАНИЯ 2-ГО ПРИБАЛТИЙСКОГО ФРОНТА
Москва, Кремль
2-й Прибалтийский фронт под командованием генерала армии Попова М. М. за полгода своего существования с 12 октября 1943 года по 12 апреля 1944 года провел 14 армейских и фронтовых операций.
Все проведенные за эти полгода операции, несмотря на превосходство в силах над противником и затрату на них большого количества боеприпасов, существенных результатов не дали и 2-й Прибалтийский фронт задач, поставленных перед ним Ставкой Верховного Главнокомандования, не выполнил.
Операция по преследованию противника, отходившего со Старо-Русского направления, в результате успешного наступления войск соседнего Ленинградского фронта, также была проведена неудовлетворительно. Отход противника своевременно обнаружен не был, соприкосновение с ним было утеряно, преследование велось вяло и медленно, что дало противнику возможность отходить планомерно, вывести свою технику, живую силу и закрепиться на заранее подготовленном рубеже.
Такое положение на 2-м Прибалтийском фронте явилось результатом неудовлетворительного руководства фронтом со стороны командующего фронтом генерала армии Попова и Члена Военного Совета фронта генерал-лейтенанта Булганина.
Генерал армии Попов и генерал-лейтенант Булганин не справились с руководством фронтом.
Командование фронтом, и в первую очередь командующий фронтом генерал армии Попов, не организует тщательной разведки противника. Только этим объясняется неожиданный, для командования 2-м Прибалтийским фронтом, и беспрепятственный уход противника из Старая Русса и Новосокольники.
Командование фронтом не знает степени готовности и возможностей своих войск и вследствие этого неправильно определяет возможные сроки начала операций, что приводит к неоднократным изменениям этих сроков, или же операции начинаются при явной неподготовленности войск.
В работе артиллерии 2-го Прибалтийского фронта имеют место крупнейшие недочеты, аналогичные отмеченным в докладе комиссии по Западному фронту, утвержденном Постановлением ГОКО от 12 апреля 1944 года за № 5606сс.
Командование 2-го Прибалтийского фронта зазналось, критически к своим недостаткам и ошибкам не относится и уроков из этих ошибок не извлекает. Правдиво о положении дел на фронте Ставке Верховного Главнокомандования не докладывало и не докладывает, а своими неправдивыми докладами и постановкой задач войскам, не соответствующих директивам Ставки, по существу, вводит Ставку в заблуждение.
Командование фронтом критики не терпит. Указания представителей Ставки и Генштаба на недостатки в работе командования фронтом встречает в штыки.
Исходя из вышеуказанного Государственный Комитет Обороны ПОСТАНОВЛЯЕТ:
1. Генерала армии Попова М. М. снять с должности командующего 2-м Прибалтийским фронтом, как не справившегося с командованием фронтом, и снизить его в звании до генерал-полковника.
2. Генерал-лейтенанта Булганина отстранить от должности Члена Военного Совета 2-го Прибалтийского фронта как не справившегося со своими обязанностями.
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ ОБОРОНЫ
(РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 1. Д.241 Лл. 108-110,111)
Причины неудач наступательных действий в Прибалтике на первом их этапе раскрыты в книге С.М. Штеменко «Генеральный штаб в годы войны». Штеменко, побывавший с Маршалом Советского Союза Тимошенко в конце марта 1944 г. на 2-м Прибалтийском фронте и наблюдавший удар войск фронта 1 марта 1944 г., пишет, что продолжать наступление в тот момент не было смысла и его временно прекратили, так как враг яростно оборонялся. Нужно было выявить причины неудач и наметить задачи на будущее…
Ерёменко убыл к новому месту службы:
«Было около 2-х часов пополудни, когда мы приехали в Богданово. Машина остановилась около пятистенной колхозной избы, рубленной из добротного сосняка, здесь располагался пункт управления командующего фронтом. Вскоре сюда пришли вызванные дежурным командующий фронтом М.М. Попов и член Военного совета Н.А. Булганин.
Булганин встретил меня холодно. Дело в том, что еще в период моего командования 4-й ударной армией в начале 1942 г., когда Булганин был представителем Ставки ВГК на Западном фронте, мы с ним как-то не поладили.
После обмена обычными приветствиями на вопрос Маркиана Михайловича: «С какими вестями приехали к нам?» – я подал ему решение ГКО. Прочитав документ, он молча передал его Булганину. Стоит ли говорить, как неприятно подействовало содержание этой бумаги на обоих генералов. Начавшийся было разговор наш оборвался. Булганин, не сказав ни слова, быстро вышел из избы.
Не создавая никаких комиссий, подписали акт о том, что я принял, а генерал М.М. Попов сдал войска фронта, вооружение и имущество по состоянию на 20 апреля 1944 г. Одновременно мы подписали соответствующее донесение об этом в Ставку.
Быстрые переносы направлений ударов без скрупулезной маскировки и продуманной дезинформации противника не позволяли осуществить в полной мере замыслы командующего и начальника штаба. Как видно, поначалу генерал Попов и сам полагал, что осуществить наступление, располагая действительно солидными силами, будет нетрудно. Поэтому первая операция не была подготовлена всесторонне. Неудача вызвала обоснованные нарекания со стороны Ставки и затем началась спешка…
Изучая оперативные документы штаба, я установил также, что во фронте не всегда благополучно было с вопросами взаимодействия на поле боя между пехотой, танками и артиллерией, в особых условиях болотисто-лесистой местности.
В целом же в Рижской наступательной операции должны были принять участие три Прибалтийских фронта. Координацию действий 1, 2-го Прибалтийских и 3-го Белорусского фронтов осуществлял Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский. Общий замысел Ставки предусматривал отсечение прибалтийской группировки вражеских войск от остальных сил врага путем выхода наших войск к побережью Рижского залива; одновременное нанесение мощных ударов на ряде участков обороны группы армий «Север» имело целью расчленение ее сил и уничтожение их по частям.
Исходя из общего замысла Ставки, каждому командующему фронтом были поставлены конкретные задачи с учетом действий его соседей. 2-й Прибалтийский фронт первоначально получил задачу во взаимодействии с 1-м Прибалтийским фронтом разгромить группировку войск противника севернее р. Даугава и овладеть г. Рига. Главный удар фронт должен был наносить силами 42-й и 3-й ударной армий в направлении Нитауре, Рига с ближайшей задачей к 14 сентября выйти на рубеж Нитауре, Мадлиена, Скривери (глубина 25–30 км). В дальнейшем фронту надлежало развивать наступление на Ригу.
Перед 1-м Прибалтийским фронтом стояла задача во взаимодействии с нашим фронтом разгромить противника южнее р. Западная Двина, выйти к реке и побережью Рижского залива западнее Риги и не допустить отхода армий «Север» в сторону Восточной Пруссии.
Противник продолжал возводить укрепления и усиливать группировку своих войск в Прибалтике.
3 сентября я провел совещание с высшим командным составом фронта, на котором ознакомил его с новой директивой Ставки, изложил свое предварительное решение и дал командирам и начальникам фронтовых управлений и служб указания по подготовке к операции. Суть предварительного решения сводилась к тому, что главный удар в этой операции должны были нанести 3-я ударная и 42-я армии.
1-й Прибалтийский фронт (командующий генерал армии И.X. Баграмян) согласно директиве Ставки Верховного Главнокомандования от 29 августа 1944 г. должен был нанести удар из района Бауски вдоль левого берега р. Даугава в общем направлении Иецавы, Риги с задачей разгромить войска противника, действовавшие южнее р. Даугава (16-я немецкая армия), и выйти на р. Даугава и побережье Рижского залива в районе Риги, не допустив отхода войск группы армий «Север» в сторону Восточной Пруссии. Ближайшая задача войск ударной группировки 1-го Прибалтийского фронта заключалась в овладении к исходу шестого дня операции рубежом Вецмуйжа, Иецава, дальнейшая – в развитии наступления к устью р. Даугава.
В результате Режицко-Двинской и Лубанско-Мадонской наступательных операций была освобождена восточная часть Советской Латвии.
Директивой Ставки Верховного Главнокомандования от 29 августа 1944 г. фронту была поставлена задача по подготовке и проведению Рижской наступательной операции.
В соответствии с планом 14 сентября 1944 г. все три Прибалтийских фронта одновременно перешли в наступление.
Наша надежда на внезапность не оправдалась. Противник сделал все для того, чтобы не допустить быстрого прорыва на кратчайшем пути, ведущем к Риге. К исходу девятого дня операции общая глубина вклинения в оборонительный рубеж «Цесис» на направлении главного удара 2-го Прибалтийского фронта достигла 16 км. В полосе же правого соседа – 3-го Прибалтийского фронта – противник начал общее отступление, и войска генерала армии И.И. Масленникова утратили соприкосновение с главными силами противостоявшей им группировки. В полосе нашего фронта вражеские войска продолжали вести бои весьма крупными силами, стремясь последовательно и организованно отходить с одного рубежа на другой.
Нужно прямо сказать, что наступление развивалось медленно. Причиной этому был не только характер местности, но и необычайное упорство противника.
Кроме того, в районе 1-го Прибалтийского фронта Шёрнер принял решение нанести контрудар. Немецкое командование стремилось любой ценой удержать как можно дольше в своих руках Ригу и район, прилегающий к ней, забыв о своих флангах. Характерно, что на мемельском направлении перед 1-м Прибалтийском фронтом на протяжении 120 км имелись всего две пехотные дивизии, несколько отдельных частей и небольшая танковая группа, а перед Ленинградским фронтом на островах Эзель и Даго оборонялась только одна пехотная дивизия немцев. Гитлеровцы, видимо, считали, что советское командование сосредоточит основные усилия исключительно на рижском направлении. Действительное развитие событий опрокинуло расчеты немецких генералов.
Ставка приказала командующему 1-м Прибалтийским фронтом генералу армии И.X. Баграмяну быстро перегруппировать свои войска на левый фланг и, нанеся удар в направлении Мемель, выйти на побережье Балтийского моря и отрезать прибалтийскую группировку немцев от Восточной Пруссии.
Перед 2-м Прибалтийским фронтом стояла задача, не останавливая наступления на Ригу, перевести 22 и 3-ю ударную армии на левый берег р. Даугавы, сменить 51 и 4-ю ударную армии 1-го Прибалтийского фронта и подготовиться к наступлению вдоль левого берега р. Даугавы на Ригу и Тукумс.
Наступление развивалось успешно. Противник перешел к методу подвижной обороны, его войска отходили от одного подготовленного рубежа к другому, приближаясь к северным и северо-восточным окраинам Риги. Наличие ряда хорошо подготовленных оборонительных рубежей в тылу позволяло гитлеровцам время от времени сдерживать темп нашего продвижения.
13 октября гитлеровцы, стремясь вывести из Риги войска и военное имущество, продолжали упорно оборонять подступы к южным окраинам города. Они опирались при этом на заранее подготовленный укрепленный городской обвод. Хорошо продуманная система огня, наличие танков и самоходных установок, а также частые контратаки затрудняли продвижение войск 10-й гвардейской армии, перед которыми стояла задача овладеть южной частью Риги.
К 23 часам 12 октября войска 3-го Прибалтийского фронта очистили от противника большой лесопарк (Межапарк) и вступили в северо-восточную часть города. Утром 13 октября правобережная часть Риги была освобождена. Поэтому 13 октября в Москве состоялся артиллерийский салют в честь освобождения Риги.
1 марта 1945 г. я покинул Прибалтику и выехал по вызову в Москву в связи с предстоящим назначением на другой фронт – на какой именно, я не знал.
Москва все еще казалась строгой и по-военному суровой, но все же в ней чувствовалось больше приветливости и оживления, чем в прежние мои посещения. Особую красоту столице придавали салюты, возвещавшие о новых победах наших войск на фронтах войны.
Теперь салюты гремели каждый вечер, а иногда и дважды. Вот и сегодня, в день нашего приезда, мощные репродукторы разнесли торжественные слова приказа Верховного Главнокомандующего о новых победах нашей Красной Армии. До этого мало кому известные населенные пункты, находившиеся где-то далеко на западе, за пределами нашей Родины. Сердце наполнялось гордостью за страну и за наш народ, мужественно вынесший тяготы первых лет войны, твердо и неуклонно идущий к полной победе. Лица людей, высыпавших на улицы, чтобы увидеть красочный фейерверк салютов, сияли радостью. Чувство уверенности в близкой победе невидимыми нитями передавалось по всей стране и касалось сердца каждого солдата на фронте и труженика на заводах и полях в самых отдаленных уголках страны. Оказываясь в тылу, и я каждый раз с волнением слушал звуки торжественной музыки салютов, хотя и не терпелось вновь попасть туда, где рождались они.
По приезде в Москву я остался жить в вагоне на Ржевском (ныне Рижском) вокзале, так как был уверен, что новое назначение получу скоро.
6 марта я был вызван в Кремль. В этот день председатель Президиума Верховного Совета Союза ССР Михаил Иванович Калинин вручил мне медаль «Золотая Звезда», орден Ленина и Грамоту о присвоении звания Героя Советского Союза, а также ордена Ленина и Красного Знамени за долголетнюю и безупречную службу в Красной Армии.
21 марта Верховный Главнокомандующий принял меня в Кремле и объявил о назначении командующим 4-м Украинским фронтом. Это было мое десятое по счету назначение за период Великой Отечественной войны.»
Случилось такое назначение Андрея Ивановича в связи с тем, что уже знакомый нам генерал Петров, командуя 4-м Украинским фронтом был снят с формулировкой провала наступления на Моравску Остраву и обман Ставки. Вот что пишет об этом К. С. Москаленко:
«Встретив Петрова вместе с членом Военного совета А. А. Епишевым и командующим артиллерией армии полковником Н. А. Смирновым, я доложил, что войска готовы к наступлению, но условия погоды не позволяют начать артиллерийскую подготовку. Она не принесет ожидаемых результатов, говорил я, так как огонь можно вести лишь по площадям, а не по целям. В заключение изложил просьбу: позвонить Верховному Главнокомандующему и попросить перенести срок наступления.
И. Е. Петров не согласился.
– Сроки утверждены Ставкой, они окончательные, – ответил он. – Просить о переносе времени наступления не буду.
После этого он позвонил командующему 1-й гвардейской армией генерал-полковнику А. А. Гречко, который после доклада о готовности войск к наступлению подчеркнул нецелесообразность начинать артиллерийскую подготовку в сложившихся условиях. Прислушиваясь к разговору, я с теплым чувством подумал об Андрее Антоновиче Гречко: и ему опыт подсказывал необходимость отсрочки наступления, так что вдвоем нам, быть может, удастся убедить в этом И. Е. Петрова. К сожалению, командующий фронтом отклонил и просьбу А. А. Гречко.»
После провала наступления и объяснения со Ставкой Петров получил следующую телеграмму:
«Лично Петрову и Мехлису.
Ставка Верховного Главнокомандования считает объяснения генерала армии Петрова от 17.3.1945 г. неубедительными и указывает:
1. Командующий фронтом генерал армии Петров, установив неполную готовность войск фронта к наступлению, обязан был доложить об этом Ставке и просить дополнительное время на подготовку, в чем Ставка не отказала бы. Но генерал армии Петров не позаботился об этом или побоялся доложить прямо о неготовности войск. Член Военного совета фронта генерал-полковник Мехлис сообщил в ЦК ВКП(б) о недочетах в подготовке и организации наступления только после срыва операции, вместо того, чтобы, зная о неполной готовности войск, своевременно предупредить об этом Ставку.
2. Командование фронта и армий не сумело скрыть от противника сосредоточение войск и подготовку к наступлению.
3. Штаб фронта был разбросан, и большая часть его находилась в 130 км от участка наступления.
Проявленное в указанных недочетах неумение подготавливать операцию и определило ее неуспех. Ставка последний раз предупреждает генерала армии Петрова и указывает ему на недочеты в руководстве войсками.
Ставка Верховного Главнокомандования
Сталин
Антонов
17.3.1945 г. 18.30».
Ознакомившись с боевой обстановкой в Чехословакии по материалам, имевшимся в Генеральном штабе, и отличавшимся глубиной анализа, Ерёменко попросил разрешения выехать на фронт немедленно:
«Под вечер проехали станцию Рудня Погаювска. В этих местах 30 лет тому назад в первую мировую войну я впервые участвовал в бою, будучи командиром отделения в звании ефрейтора. В августе 1914 г. получил первое ранение в бою под Львовом. Будто вчера все было. И вновь судьба забросила меня сюда.
В 6 часов 26 марта я вступил в командование 4-м Украинским фронтом и сразу же погрузился в дела.
Изучив обстановку и выслушав мнение Военного совета армии, я пришел к выводу, что решение генерала И.Е. Петрова о наступлении на Моравску Остраву только силами 38-й армии не соответствует сложившейся обстановке.
Поздно вечером я принял общее решение на 27 марта. Смысл его сводился к тому, что 38-я армия продолжала наступление в прежнем направлении, а 1-я гвардейская и 18-я армии, наступая частью сил, главными силами производили перегруппировку и готовились к активным действиям. Это должно было воспрепятствовать переброске войск противника на направление главного удара. Необходимо немедленно добиться перелома.
Моравска Острава – главный пункт, который оборонялся противником на этом направлении, был превращен им в мощный узел сопротивления, но и севернее города по западному берегу р. Одер на десятки километров тянулись полевые укрепления, связанные между собой единой огневой системой и системой всевозможных заграждений.
С востока и северо-востока подходы к Моравской Остраве были прикрыты двумя оборонительными рубежами.
Каждый рубеж представлял собой систему мощных дотов, расположенных в две, а на отдельных направлениях в три и четыре линии с промежутками между дотами от 150 до 700 м. Вторая и последующие линии находились на расстоянии 250–600 м от первой. Доты по качеству постройки и мощи вооружения относились к типу первоклассных сооружений.
По своей конструкции они представляли железобетонные орудийно-пулеметные капониры и пулеметные полукапониры и имели от 2 до 9 амбразур.
Характерной особенностью расположения дотов на местности было отсутствие амбразур в напольной лобовой стенке. Амбразуры располагались по бокам и в тыловой стенке с расчетом на ведение флангового и тыльного огня. При этом из амбразур каждого сооружения можно было полностью просматривать промежутки между двумя соседними дотами и подступы к выходам из них. Расположение дотов было произведено с учетом окружающей местности и давало возможность обстрела всех лощин и высот.
Система дотов на переднем крае и в глубине создавала многослойный артиллерийско-пулеметный огонь и плотно прикрывала подступы к укреплениям. Доты хорошо были замаскированы от наземного и воздушного наблюдения: с напольной стороны стенки засыпались землей, а с тыльной стороны маскировались кустами и маскировочными сетями.
Пятиамбразурные и девятиамбразурные доты – двухэтажные сооружения, имевшие на вооружении по 2 пушки и по 3–7 пулеметов, толщина наружных стен – 1,1–1,2 м, толщина перекрытия – 2,3 м, высота над уровнем земли – 3–4,7 м.
В первые дни наиболее успешно наступление развивалось на смежных флангах 60 и 38-й армий. Уже на третий день наступления левофланговые соединения 60-й армии совместно с 31-м танковым корпусом при поддержке штурмовой авиации вышли к р. Опава в районе Краварже и овладели населенными пунктами Нассидель, Олдржихов, Краварже.
В боях 18 апреля наступающие части 60 и 38-й армий расширили плацдарм на южном берегу р. Опава до 10 км по фронту и овладели несколькими населенными пунктами.
Таким образом, в результате успеха, достигнутого 60 и 38-й армиями, был вбит клин между двумя важными опорными пунктами врага – Моравской Остравой и Опавой. Перерезав железнодорожную линию, соединяющую эти два города, и форсировав р. Опава, мы выходили в тыл гарнизону Моравской Остравы и угрожали с запада сосредоточенным там войскам противника.
Чтобы преодолеть сложную долговременную оборону врага, надо было найти слабые стороны дотов, способы их блокировки и штурма. Эти способы были найдены самими нашими командирами и бойцами.
Дело в том, что все доты были связаны единой огневой системой. Они защищали друг друга. Огонь из дотов сочетался с огнем из окопов и траншей, расположенных перед дотами и вокруг них. Подобраться было к ним очень трудно и огнем артиллерии разрушить почти невозможно. Вместе с тем в этом же заключалась и одна из слабых сторон такой системы обороны. Оказалось, что стоило захватить и уничтожить хотя бы один дот, как стройная огневая система нарушалась, что облегчало подход к другим дотам и уничтожение их.
Оставив в тылу отдельные доты блокированными, пехотинцы и танкисты ворвались в северо-восточное предместье Опавы, очистили его и подошли к р. Опава. Гитлеровцы подготовили мост к взрыву, но наши саперы перерезали шнуры. Это позволило штурмовым группам с вечера 21 апреля завязать бои на правом берегу за город.
Гитлеровцам было приказано сражаться до последнего, на оборону города были брошены наспех сколоченные роты из запасных и тыловых подразделений, а также из разгромленных полков и дивизий. Но удар наших войск был настолько силен, что удержаться врагу не удалось. К 17 час. 22 апреля город Опава был занят нами полностью.
На следующий день по радио был передан приказ Верховного Главнокомандующего о том, что войска 4-го Украинского фронта, продолжая наступление, к исходу 22 апреля на территории Чехословакии штурмом овладели г. Опава – важным узлом дорог и сильным опорным пунктом обороны немцев. В 23 час. 30 мин. столица нашей Родины Москва салютовала войскам 4-го Украинского фронта 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий.
К исходу 29 апреля штурмовые группы, овладев многими дотами, сильно расстроили огневую систему противника. В обороне фашистов с северо-запада была пробита брешь.
Таким образом, к исходу 29 апреля наши войска подошли вплотную к Моравской Остраве. Предстоял штурм города, вернее, сразу нескольких городов, тесно связанных между собой.
К 18 часам Моравска Острава и прилегающие к ней города Витковице, Мариански Горы и другие полностью были в наших руках. Противник потерпел здесь полное поражение. По нашим подсчетам, только за один день 30 апреля противник понес следующие потери (в основном в боях за Моравску Остраву): убитыми – свыше 2500 человек, пленными – 3000 человек, захвачено орудий – 129, минометов – 34, пулеметов – 151, винтовок и автоматов – 3340, грузовых автомашин – 604, в том числе 100 с различным грузом, легковых автомашин – 117, повозок – 335, танков и СУ – 18 и т. д. Кроме того, уничтожено и повреждено: орудий – 57, минометов – 25, пулеметов – 118, автомашин – 251, бронетранспортеров – 2, танков – 15, повозок – 150, винтовок и автоматов – 1800, складов разных – 45.
В честь освобождения важнейшего индустриального центра Чехословакии г. Моравска Острава и прорыва мощной полосы обороны противника был дан салют в Москве двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами, и Верховный Главнокомандующий объявил благодарность всем частям и соединениям, принимавшим участие в этой ответственной операции.
Освобождение Моравской Остравы нашими войсками было значительным этапом на пути к окончательному разгрому фашистской Германии и весьма важным событием для чехословацкого народа. Чехословакии был возвращен один из крупнейших городов – важный промышленный центр.
Вечером 30 апреля 1945 г. на улицах Моравской Остравы было, казалось, столько флагов, сколько жителей в городе. Флаги в каждом окне, в руках у каждого проходящего, их поднимали вверх, ими размахивали мужчины, женщины и дети. Улицы запружены ликующими людьми в праздничных нарядах.
Моравску Остраву мы брали в обход, нанося удар по сильным долговременным укреплениям, хотя была возможность прямым ударом с применением авиации и артиллерии большой мощности взять город без излишних усилий, но это могло бы вызвать большие жертвы и нанести ущерб его промышленности.
Фашистское командование вывезло из города все запасы продовольствия. Ко мне вскоре после того, как я был избран почетным гражданином Остравы, явились члены Народного Выбора и представители пролетариата города с просьбой помочь населению. По распоряжению командования фронта для жителей Остравы было выделено несколько тысяч тонн муки, хотя мы сами в то время имели весьма ограниченные ресурсы продовольствия.
В боях было выведено из строя свыше 70 тыс. солдат и офицеров, 690 орудий, 400 минометов, 370 танков и СУ, 176 самолетов. Захвачено 17 500 пленных, 671 орудие, 444 миномета, 1387 пулеметов, 130 танков и СУ, 800 автомашин, 1100 вагонов и паровозов, много другого оружия, техники и военного имущества.
Было освобождено 16 крупных городов и свыше 600 населенных пунктов.
После капитуляции Берлина, разгрома группы армий «Висла» и еще некоторых наспех сколоченных объединений к началу мая Красной Армии продолжали оказывать организованное и весьма сильное сопротивление три группы войск южного стратегического направления: «Центр», «Австрия» и «Юг». Следует отметить, что силы Красной Армии, которые могли быть немедленно противопоставлены данной группировке, имели лишь незначительное превосходство в личном составе, артиллерии и авиации, а в танках даже уступали противнику. В это время в Праге и непосредственно прилегающих к ней районах началось восстание. 5–6 мая ряд стратегически важных объектов столицы Чехословакии фактически оказался в руках восставших, правда, сорокатысячный германский гарнизон не сложил оружия. Во главе стихийно поднявшихся масс стояли коммунисты. Командование фронтом получило радиограмму от руководителей восстания с просьбой оказать как можно скорее помощь пражанам. Восстание в Праге смешало карты Шёрнера, ибо лишь через столичный узел транспортных магистралей он мог отвести свои войска на запад для капитуляции перед американцами. Над населением Праги, древней столицы братских чешского и словацкого народов, нависла угроза варварского уничтожения со стороны озверевших гитлеровцев. Вечером 5 мая Шёрнер отдал приказ: «Восстание в Праге должно быть подавлено любыми средствами»
Войскам 1-го Украинского фронта было приказано, закончив необходимую перегруппировку, начать стремительное наступление на Прагу. Серьезную задачу предстояло выполнить и 2-му Украинскому фронту, он усиливался одной армией из состава 3-го Украинского фронта и должен был нанести удар на Прагу из района южнее Брно.
Войска 4-го Украинского фронта двигались к столице Чехословакии с востока. Наиболее коротким и сравнительно более удобным путем для них могла служить Оломоуцкая долина, являвшаяся как бы естественными воротами к Праге. Поэтому Шёрнер создал в районе Оломоуца на весьма выгодном для обороны рубеже прочный узел сопротивления.
Для войск 4-го Украинского фронта в ходе наступления на Прагу ближайшей задачей было овладение г. Оломоуц, по существу, последним наиболее важным пунктом на пражском направлении при ударе с востока.
По указанию Ставки и по нашему плану на Оломоуц должен был наноситься удар двух армий в сходящихся направлениях: 60-й армии с севера и 40-й армии 2-го Украинского фронта с юга. После этого планировалось общее наступление на запад на Прагу во взаимодействии с остальными войсками 1-го и 2-го Украинских фронтов, выходившими в этот район с целью отрезать всю группу армий «Центр» и не дать ей возможности отойти в западном направлении.
9 мая кольцо вокруг всей чехословацкой группировки немецких войск, которые отказались сложить оружие, было полностью замкнуто. В последнем для гитлеровцев гигантском «котле» оказалась более чем полумиллионная группировка дезорганизованных, потерявших управление и боеспособность немецких войск. С выходом наших войск к Праге путь на запад войскам группы армий «Центр» оказался отрезанным.
Несмотря на это, в полосе действий 4-го Украинского фронта противник, отказавшись капитулировать и сдаться в плен советским войскам, с боями отходил в западном направлении. На пути своего отступления гитлеровцы взрывали мосты, минировали дороги и подрывали свои орудия, танки, автомашины, самолеты и склады. Все это было безрассудно, но фанатичные фашистские сатрапы не считались ни с чем.
Для преследования противника нами были созданы подвижные группы. Стремительно продвигаясь вперед, они опрокидывали арьергарды противника, разоружали его, захватывали в плен одну за другой фашистские дивизии. Дисциплина и порядок в рядах гитлеровцев заметно падали. Но они еще далеко не утратили боеспособности. Войска фронта устремились к Праге по двум оперативным направлениями, нанося удары по колоннам противника. Танки шли по маршрутам: Опава – Шумберг – Градец Кралове – Прага и Оломоуц – Пардубице – Прага. За танковыми колоннами на автомашинах и бронетранспортерах двигалась пехота.
Стремительными ударами этих подвижных групп по всем направлениям уничтожался противник, который повсюду оставлял свои разбитые, раздавленные и сваленные в кюветы танки, орудия, автомашины, мотоциклы. Дороги заполнялись жителями окрестных сел и городов, с облегчением и радостью возвращавшихся к родному очагу.
В течение 9 и 10 мая войска фронта взяли в плен более 20 тыс. солдат и офицеров из группировки Шёрнера (главным образом 1-й танковой армии), захватили огромные военные трофеи. 10 мая под ударом наших наземных и воздушных сил войска Шёрнера были окончательно дезорганизованы. Потеряв связь и управление, гитлеровцы начали массовую сдачу в плен. К этому времени была освобождена центральная часть Чехии, войска фронта вышли на рубеж Рождяловице, Нимбург, Чески Брод, Кутна-Гора, Хотеборж.
После капитуляции немецких войск с 9 по 13 мая в руки войск фронта попало около 130 тыс. пленных, в том числе два генерала. Были захвачены трофеи, вся боевая техника и военное имущество Германии, находившееся в этой части Чехословакии: самолетов – 219, орудий – 1354, танков, САУ и бронетранспортеров – 298, минометов – 510, пулеметов – 2782, винтовок и автоматов – 43 500, автомашин и тягачей – 10 172, лошадей – 7900 и т. д.
Действия 4-го Украинского фронта в последние недели войны характеризовались упорными кровопролитными боями в сложных условиях местности, благоприятствовавшей врагу в организации обороны.
Настойчивые удары фронтов, наступавших с востока на главные узлы сопротивления группы армий «Центр», притянули основные силы, принудили врага вести изнурительные кровопролитные бои, лишили его свободы маневра. Эти моменты имели весьма важное значение на заключительном этапе войны. Они, во-первых, позволили сохранить в почти неповрежденном состоянии промышленный потенциал Чехословакии, спасли страну от тактики «выжженной земли».
Удары войск 4-го Украинского фронта воспретили крупным массам войск противника сдаться в плен американцам.
Войска фронта взломали долговременную, стационарную оборону. Эти бои показали, что в условиях минувшей войны никакие самые прочные оборонительные сооружения не способны устоять против хорошо подготовленного наступления.
Очень важную роль в спасении столицы Чехословакии сыграло принятое Ставкой Верховного Главнокомандования решение об ударе войск 1-го Украинского фронта из-под Дрездена на Прагу и последовавшие затем стремительные действия войск Маршала Советского Союза И.С. Конева.
В результате тесного, слаженного взаимодействия трех фронтов (4, 1 и 2-го Украинских) с входившими в их состав воинскими формированиями Чехословакии, Польши и Румынии было завершено окружение всей группировки врага, оказавшей сопротивление после капитуляции.
4-й Украинский фронт за время боевых действий на территории Чехословакии освободил 8 крупных, 54 средних, 310 малых городов – всего около 500. 16 раз Москва салютовала войскам фронта. Они освободили наибольшую часть территории Чехословакии.
Чехословацкие друзья показывали мне села и города, начисто сметенные с лица земли американской артиллерией и авиацией лишь потому, что десяток потерявших остатки разума эсэсовцев сделали несколько выстрелов по вступившим в этот город или село без боя войскам американцев. В таких случаях мотопехота наших союзников по приказу своего командования быстро отходила от населенного пункта. Вызывалась бомбардировочная авиация и артиллерия большой мощности. Их удар уничтожал город или село нередко со всем его населением. Характерно, что американская авиация за несколько дней до окончания войны бомбила чехословацкие города, совершенно не имевшие никаких военных объектов. Целью таких бомбардировок было разрушение промышленного потенциала Чехословакии и устранение конкурентов.
Советские войска, наоборот, стремились во что бы то ни стало сохранить индустриальные центры Чехословакии. Примером этому служит овладение Моравской Остравой.
10-12 мая я провел в освобожденной столице Чехословакии. Надо было быть очевидцем того торжества, которое переживала в эти дни Прага, чтобы понять, от каких мук и страданий избавила Красная Армия чехословацкий народ. Нам, видевшим Прагу в эти теплые майские дни, украшенную флагами и убранную цветами, наполненную неуемным веселым шумом ликующей толпы, все это было ясно, как никогда. Колонны наших войск, грузовики с пехотой, танки, бронетранспортеры, артиллерия беспрерывным потоком двигались по магистралям огромного города. Порой этот поток останавливался – улица не могла вместить всех, кто вышел приветствовать Красную Армию. Женщины и дети взбирались на броню танков, на грузовики, обнимали и целовали солдат и офицеров, осыпали боевые машины букетами ароматной сирени, яркими тюльпанами. В воздухе звучали возгласы дружбы и благодарности: «Братья, вы спасли нашу Прагу!», «Вы вернули нам Родину и свободу!», «Чехословакия не забудет вашего подвига».
Не забыли. В 1968 году эти самые чехи убивали наших солдат, жгли наши танки. Теперь, вероятно обрели своё подлое счастье под вожделенными потреблятскими голубыми знамёнами проамериканского Евросоюза.
С именем Андрея Ивановича Ерёменко связана одна из загадок завершающего этапа войны. Теперь достаточно хорошо известно, что тел Гитлера и Бормана не нашли в поверженном Берлине. Труп человека, обнаруженный рядом с трупом Евы Браун не подходил для Гитлера по возрасту. При анализе костей черепа этого трупа был безошибочно определён возраст – до 30 лет. Борман же вообще безследно исчез.
В 1970 году фронтовик журналист и писатель Борис Тартаковский получил приглашение о встрече от Андрея Ивановича, который находился в военном госпитале. Понимая, что дни его сочтены, Ерёменко не захотел унести с собой одну из тайн прошедшей войны. Он рассказал Тартаковскому о судьбе Мартина Бормана. Тот, по словам полководца, был никто иной, как особо законспирированный советский разведчик. Откуда Еременко знал об этом и почему открылся Тартаковскому, последний не уточняет, однако услышанное настолько его поразило, что он последующие двадцать лет посвятил архивным розыскам и собиранию сведений о Бормане. Результатом этой титанической работы стала его документальная повесть «Мартин Борман - агент советской разведки». В ней прослежен весь жизненный путь Бормана, кончая майскими событиями в Берлине в 45-м. Вот как это выглядит в очень сжатом пересказе.
В первой половине 20-х гг. в СССР в очередной раз приехал глава немецких коммунистов Эрнст Тельман (всего он, с 1921 г., побывал у нас более десяти раз). Посетив некоторые советские предприятия, он затем, сопровождаемый комкорами Я.К.Берзиным и А.Х.Артузовым, занимавших крупные должности в системе ГРУ РККА, приехал в расположение 2-й Червоноказачьей дивизии имени Немецкой Коммунистической партии. Именно там и произошел разговор Тельмана с Артузовым и Берзиным, в котором была высказана мысль о желательном внедрении коммунистического агента в ближайшее окружение Гитлера. Руководители СССР понимали, что рано или поздно нашей стране придется столкнуться с Германией, а потому «свой человек» в ее потенциально властных эшелонах был просто необходим.
Тельман ответил, что у него есть на примете подходящая кандидатура. Это проверенный парень, его хороший знакомый из «Союза Спартака» Мартин Борман, известный немецким коммунистам как «товарищ Карл». Рекомендация Тельмана была порукой для Берзина и Артузова, и вскоре в Ленинград прибыл на пароходе «товарищ Карл». На машине его привезли в Москву, где представили И.В.Сталину. «Товарищ Карл» уже был в курсе предстоящего разговора и по его окончании дал согласие на внедрение в Национал-социалистскую рабочую партию Германии. Так начался его путь к вершинам власти Третьего рейха. Этому, помимо ума и большой воли, какими отличался «товарищ Карл», способствовало и то обстоятельство, что он лично знал Адольфа Гитлера. Они познакомились на фронте во время Первой мировой войны, когда Гитлер еще был ефрейтором Шикельгрубером.
Используя все возможности, постоянно находясь на грани смертельного риска, «товарищ Карл» сумел войти в полное доверие к фюреру, став его ближайшим помощником и сосредоточив, таким образом, в своих руках громадную власть. Его сотрудничество с нашей разведкой не прекращалось, и советское руководство регулярно получало донесения о всех планах Гитлера.
Именно «товарищ Карл» (Гитлеру и всем фашистским бонзам он был, конечно, известен как Мартин Борман), начиная с июля 1941 г., стенографировал застольные беседы Гитлера, которые ныне известны как «Завещание Гитлера» (впервые издано во Франции в 1959г.). Именно его подпись, вместе с подписями Геббельса, Кребса и Бургдорфа, стоит под личным завещанием Гитлера; именно он (вместе с Геббельсом) стоял у покоев фюрера в рейхсканцелярии, дожидаясь самоубийства Гитлера и Евы Браун. Именно под его руководством состоялось сожжение их тел. Это произошло в 15 ч 30 мин.30 апреля 1945 г., а в 5 ч утра 1 мая Борман передал по рации сообщение советскому командованию о месте своего нахождения. Дальнейшие события развивались так. В 14 ч к зданию рейхсканцелярии подошли советские тяжелые танки. На головном прибыл сам начальник военной разведки СССР генерал Иван Серов, на остальных - бойцы спецназа. Они были организованы в несколько групп; во главе группы захвата встал сам Серов. Спецназовцы скрылись в рейхсканцелярии и через некоторое время вышли оттуда, ведя под руки человека, на голову которого был надет мешок. Его подвели к стоявшей поодаль «тридцатьчетверке», подняли на броню и опустили в люк. Тартаковский ничего не сообщает о дальнейшей судьбе Бормана, но точно указывает место, где погребен он, - Лефортово. Именно на тамошнем кладбище, как уверяет Тартаковский, есть заброшенный памятник, на котором выбита надпись: «Мартин Борман, 1900-1973 гг.».
Вот перед нами славная боевая жизнь, какая была уготовлена маршалу Ерёменко. Тяжёл оказался маршальский жезл полководца, не минула его хула и клевета завистников. Наш долг очистить от этого светлую память об Андрее Ивановиче.