Хранитель тайн солженицына. «Балтика» – Международный журнал русских литераторов Долгие дороги с Родины

Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века Глезеров Сергей Евгеньевич

Лето в имении

Лето в имении

Летний сезон для огромного большинства жителей Петербурга всегда связывался с выездом на дачу. А многие петербуржцы-дворяне отправлялись из душного и пыльного Петербурга в свои родовые имения, расположенные в Петербургской губернии. К концу XIX века нередко уже бывало так, что дачи состоятельных петербуржцев, представителей нового «среднего класса», своей роскошью и богатством оставляли далеко позади себя скромные старые усадьбы небогатых дворян. Тем не менее в этих усадьбах все хранило непередаваемое очарование старых времен. Порой они казались настоящей островками сельской идиллии…

Именно о такой летней жизни в дворянском имении под Петербургом рассказывает в своих воспоминаниях «На рубеже двух эпох» инженер Георгий Васильевич Малков-Панин. Его дедом был известный в России бумажный фабрикант, один из старейших инженеров-технологов страны, владелец Красносельской писчебумажной фабрики Константин Петрович Печаткин. Ему принадлежала мыза Владимирская в двадцати верстах от Гатчины, находившаяся также в двадцати верстах от Красносельской фабрики. Печаткин считал свое имение «топливным резервом» для фабрики – на случай войны в Европе.

«Дед с семьей всегда выезжал туда летом, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – Там выросла и моя мать, и мои сестры». Впервые Георгий Малков-Панин оказался на мызе Владимирской в 1898 году, в возрасте двенадцати лет. К этому времени Константин Печаткин уже ушел из жизни. Поскольку сыновей у него не было, то наследниками его большого состояния и фабрики стали пять дочерей. Они образовали паевое «Печаткина К.П. наследников товарищество», которому принадлежали Красносельская и Царскосельская бумажные фабрики, а также Лукашевский завод в Царскосельском уезде Петербургской губернии.

А.С. Степанов. «Усадьба летом». 1882 год

«На мызе все оставалось так, как когда-то было заведено дедом, – делился Георгий Васильевич своими первыми впечатлениями от мызы Владимирской. – Начать с того, что ни лошадей, ни скота на мызе не было – имение было исключительно лесным. Дед, сберегая лес, его не рубил и засадил в строгом шахматном порядке большие пахоты "елочками", которые уже выросли. Старый лес был стройным и могучим».

Малковы-Панины обосновались на жительство в Гатчине, и дорога от дома до мызы пролегала по дворцовым имениям, в двух из которых помещалась царская охота. Непосредственно к мызе вела дорога от станции Елизаветино. «Дорога от станции до мызы была скверная: грязь, лужи, ухабы и глубокие колеи… В имении же все дороги были шоссированы благодаря деду, который сделал это за свой счет».

На мызе сохранялся старый помещичий дом. Кроме него на мызном дворе находились флигель управляющего, а также каретный сарай, конюшня и помещение для кучера и садовника. Был еще хлебный амбар для зерна и муки, погреб, который перед летом набивали льдом, и глубокий колодец с подъемным колесом. С другой стороны помещичьего дома имелся второй выход из застекленной веранды в небольшой парк, посередине которого располагался пруд с островом. Кроме упомянутых деревянных строений на мызе стояло еще несколько зданий, сложенных из гранитных валунов, – полузаброшенный круглый скотный двор и рига, где крестьяне сушили и обмолачивали свой хлеб. Со времен Печаткина рига использовалась для устройства театральных спектаклей, благодарными зрителями становились местные крестьяне.

С.Ю. Жуковский. «Осенний вечер». 1905 год

Все дела на мызе вел управляющий – старик Карл Иванович Гюпгер, удостоенный на 35-летний юбилей своей службы в имении наградой от Печаткина в виде золотых часов. Он был классическим примером хозяйственного, педантичного и аккуратного немца, мастера на все руки. В его флигеле помещалась мастерская со столярным и токарным станками и небольшой кузнечной печью.

В 1899 году мать Малкова-Панина стала полноправной владелицей мызы Владимирской. Будучи большой любительницей садовых и огородных дел, она пригласила на мызу ярославского огородника. «Огородники каждую весну приезжали на заработки в Петербург, а осенью возвращались к семьям на родину, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – Это было их традиционное занятие, и в Петербурге они славились своим опытом и уменьем. Садовник Федор, красивый, с пышной бородой, с первого же года прижился и появлялся у нас почти двадцать лет каждую весну, принимаясь за оставленное с осени огородное хозяйство».

С.Ю. Жуковский. «Усадьба». 1899 год

Отец Малкова-Панина, генерал русской армии, член Государственного совета, видный специалист по крепостям, решил вдохнуть новую жизнь в усадьбу. Он сразу обратил внимание на то, что лес начинает приходить в запустение, заросли тиной пруды в парке, а также требуется капитальный ремонт построек на мызе. Строительными работами занималась артель гдовских плотников. Мыза похорошела, а старый помещичий дом значительно увеличился в размерах.

Семейная дачная жизнь здесь имела свои обычаи и традиции. В трех верстах от мызы Владимирской лежало село Вохоново, где располагался женский монастырь. По заведенной на мызе традиции, летом всегда ездили в этот монастырь – в церковь. Вохоново принадлежало помещице Н.А. Платоновой, чьи предки владели им еще со времен фаворита Екатерины II – графа Платона Зубова. «Эта престарелая девица, в молодости поражавшая мою мать своей амазонкой, белой верховой лошадью и борзою… была до невероятия чопорная, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – В 1917 году крестьяне Платонову расстреливали; она, правда, осталась жива, так как с испуга упала еще до выстрелов».

С.Ю. Жуковский. «Поэзия старого дворянского дома». 1912 год

Непременной традицией на мызе Владимирской было празднование 2 августа именин отца Георгия Малкова-Панина – военного инженера. Собиралось много гостей, которые останавливались в имении на несколько дней. Порой места не хватало, и гости спали во всех комнатах – на полу, на сене, и даже в бане.

«Ко 2 августа мы всегда готовили фейерверк, фонтаны, римские свечи, ракеты и бенгальский огонь, – вспоминал Георгий Васильевич. – Подправляли и клеили заново бумажные фонари. Всегда готовили аттракционы на тему дня. Когда шла война между бурами и англичанами (буры воевали в Африке за свою независимость, против английских колонизаторов, чем снискали себе сочувствие во многих странах, в том числе и в России. – С.Г.), мы устроили два транспаранта, освещенные свечами. На одном был бур, на другом – англичанин. В руках они держали римские свечи. Когда уже стемнело, мы поставили их в парке между прудом и балконом. Зажгли фонарики и бенгальский огонь. Парк был полон окрестных крестьян. Бур палил в англичанина, тот ему отвечал. Случайно транспарант с англичанином стал гореть и сгорел под громкие аплодисменты. Симпатии русских были на стороне буров».

Любимые занятия при дачной жизни на мызе – купание в пруду, походы в лес за ягодами и грибами. Места вокруг мызы были удивительно богаты ягодами, особенно земляникой, и грибами. В парке еще со времен Константина Печаткина существовала «кондитерская» – навес с большими столами и скамейками, где чистили летом ягоды, а осенью грибы. «Под осень, когда поспевали огурцы и появлялись грибы, на мызном дворе появлялся старик-староста Фома, который под руководством Карла Ивановича научился бондарничать, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – Из подвалов вытаскивали бочки, бочонки, все это ремонтировалось, ставились новые днища, заменялись лопнувшие обручи. Вместе с Фомой я тоже стучал молотком по долоту, нагонял обручи, скоблил доски».

К более «взрослым» занятиям относилась охота. Осенью, когда поспевала рябина, окрестности мызы наполнялись стаями дроздов-рябинников. «Стрелять их разрешалось лишь осенью, – вспоминал Георгий Васильевич. – Нам купили две "берданки", которые были переделаны из старых военных ружей. Стоили они очень дешево и стреляли отлично».

На мызу Малковы-Панины выезжали не только летом, и на рождественские праздники. В парке устраивалась высокая гора для катания на санках. В сочельник отправлялись в Вохоновский монастырь…

Свои, заведенные издавна традиции имела и крестьянская жизнь в окрестностях мызы Владимирской. К примеру, еще со времен Константина Печаткина было заведено, что на покос травы на территории мызы выходило население обеих деревень, расположенных на границе имения, – Вытти и Лузики. Деревни были небольшие, по десять дворов каждая. (Деревня Выти обозначена и сегодня на карте Гатчинского района Ленинградской области.) Жили в них финны-ингерманландцы, их обычно, без всякого пренебрежения, звали «чухонцами». За косьбу жители этих деревень получали право пасти свое стадо на всей лесной территории мызы, а также собирать там валежник и хворост.

«Этими привилегиями крестьяне очень дорожили и на покос являлись как на праздник, – рассказывал Георгий Малков-Панин. – Праздником покос и заканчивался. На мызном дворе устанавливали большие столы и скамейки. Мужчины садились за один стол, женщины – за другой. Подавался обед. Управляющий с бутылью несколько раз обходил столы. После обеда шло чаепитие, детишки тоже получали угощение: орехи, пряники, леденцы и прочее. Потом бывали хороводы и пляски… Мы, дети, очень любили косьбу и всегда принимали в ней деятельное участие. У мальчиков были свои косы, у девочек – грабли».

Отношения владельцев мызы и окрестных крестьян складывались очень доброжелательно, что особенно ярко проявилось в годы первой русской революции (1905-1907 годов), когда по всей России прокатилась волна погромов помещичьих усадеб:начинался (снова повторим поэта) «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Мызу Владимирскую это обошло стороной. «Обострений у нас с крестьянами не было – их было мало, и были они достаточно зажиточны. Ни мой дед, ни отец их никогда не эксплуатировали, а, наоборот, всегда помогали. В нашем районе вообще крестьянских волнений никогда не бывало»…

Из книги 100 великих картин автора Ионина Надежда

НА ЖАТВЕ. ЛЕТО Алексей Венецианов Алексей Гаврилович Венецианов - академик, образовавший сам себя вне академии и почти самоучкой развивший в себе свои замечательные способности. Об этом же в 1839 году в письме к своему отцу из Италии писал Александр Иванов: «Талант

Из книги Природы краса автора Санжаровский Анатолий Никифорович

Лето Лето крестьянину мать и отец.Летний день год кормит.Лето – припасиха, зима – подбериха.Лето работает на зиму, а зима на лето.Не проси лета долгого, проси тёплого.Летом всякий кустик ночевать пустит.Кто летом в холодке стоит, тот зимой наплачется.Знать по цвету, что

Из книги Картины автора Бергман Ингмар

"К радости" - "Лето с Моникой" Биргер Мальмстен собрался навестить своего друга детства, художника, обосновавшегося в Кань-сюр-Мер. Я составил ему компанию, и мы нашли маленькую гостиничку в горах, высоко над гвоздичными плантациями, с широкой панорамой Средиземного моря.

Из книги Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века) автора Лотман Юрий Михайлович

Диванная в имении Богдановском Неизвестный художник. X.,

Из книги Благодарю, за всё благодарю: Собрание стихотворений автора Голенищев-Кутузов Илья Николаевич

«Я помню царственное лето…» Вячеславу Иванову Я помню царственное лето, Прохладу римской ночи, день В сияньи юга, в славе света, Нещедрых пиний сон и тень На Виа Аппиа. Казалось В библиотечной тишине, Что прошлое живет во мне, И с будущим оно сливалось В бессмертный

Из книги Обратная сторона Японии автора Куланов Александр Евгеньевич

Из книги Баллада о воспитании автора Амонашвили Шалва Александрович

Последний аккорд Лето улетело Думал, что моё деревенское лето нескончаемо: весь июнь, июль и август, 92 дня, разве этого мало!Но лето улетело. У меня нет больше времени писать. Пора браться за другие дела.Книга, - маленькая или большая, неважно, - тоже растёт, как дитя: была

Из книги Страна Дяди Сэма [Привет, Америка!] автора Брайсон Билл

Из книги Фёдор Достоевский. Одоление Демонов автора Сараскина Людмила Ивановна

Глава перва. Лето 1870–го: несколько черновых набросков на фоне готики IЗто была обычная ученическая тетрадь из восьмидесяти страниц размером в четверть листа («in 4°») - одна из трех, которыми он попеременно пользовался в то лето.Спустя годы А. Г. Достоевская пронумерует в

Из книги Школа гота автора Вентерс Джиллиан

Из книги Швеция и шведы. О чем молчат путеводители автора Стенвалль Катя

Времена года. Только елку убрали – скоро лето! Швеция – удивительная страна, и климат в ней тоже удивительный. На юге страны климат примерно как в Новгороде, на севере примерно как в Мурманске. От побережья Норвегии в Швецию доходит тепло от океанических течений, поэтому

Из книги Быт русского народа. Часть 5. Простонародные обряды автора Терещенко Александр Власьевич

Из книги Тропинка к Пушкину, или Думы о русском самостоянии автора Бухарин Анатолий

Холодное лето пятьдесят третьего Незнакомка волновала. Стройная, свежая от легкого морозца, она неслышно прошла по комнате, села напротив меня и улыбнулась. Всем стало хорошо, разговоры оживились, посыпались новые остроты, шутки, ярче засверкало вино в бокалах.Я

Из книги Энциклопедия славянской культуры, письменности и мифологии автора Кононенко Алексей Анатольевич

Из книги Чёрная кошка автора Говорухин Станислав Сергеевич

Из книги Швеция без вранья автора Стенвалль Катя

Времена года Только елку убрали – скоро лето! Швеция – удивительная страна, и климат в ней тоже удивительный. На юге страны климат примерно как в Новгороде, на севере примерно как в Мурманске. От побережья Норвегии в Швецию доходит тепло от океанических течений, поэтому

Екатерина (Малков-Панина) ( - ), монахиня , Христа ради юродивая , блаженная , местночтимая святая Пюхтицкого Успенского монастыря

5 июля года Екатерина была принята в число послушниц Пюхтицкого монастыря . С первых дней своей жизни в обители она стала вести себя по временам странно, юродствовала . Вскоре ее перевели в Гефсиманский скит, находившийся в тридцати километрах от монастыря.

В начале Великой Отечественной войны Гефсиманский скит был ликвидирован, а его насельницы вернулись в монастырь. В году Екатерина была отпущена домой ухаживать за больными престарелыми родителями, которые жили в Таллине . В том же году она похоронила мать и осталась жить со своим отцом. В Таллине Екатерина посещала подворье Пюхтицкого монастыря и предсказала (почти за двадцать лет) его закрытие.

В году Екатерина похоронила своего отца и вернулась в монастырь, после чего начала открыто юродствовать.

Монахини вспоминали, что она иногда налагала на себя особый пост, объясняя это тем, что собирается умирать, и обычно это было к смерти кого-нибудь из сестер. Если же говорила, что постится, потому что готовится к постригу в мантию, - это значило, что должен состояться чей-то постриг.

Екатерину широко почитали в православном народе как имевшую дар прозорливости и исцеления. К ней стекались за советом и молитвой многочисленные паломники.

В апреле года пострижена в мантию с оставлением прежнего имени архиепископом Таллинским и Эстонским Алексием (Ридигером) келейно, в игуменских покоях Пюхтицкого монастыря.

Последние годы своей жизни старица редко выходила из дому, больше лежала. Если вставала и где-либо неожиданно появлялась, то это было большим событием и значило, что в этом доме должно произойти что-то значительное. По рассказам монахинь мать Екатерина постоянно пребывала в болезни, но внешне она ничем не выражала своих страданий. В одном из последних писем блаженная написала: "Как легко взять на себя подвиг и как трудно его докончить..." .

Отдав свою жизнь Богу и людям, мать Екатерина удостоилась святого, преподобнического жития - Бог свидетельствовал о ней знамениями и чудесами как при ее жизни, так и после кончины. В возрасте тридцати трех лет поступив в отдаленный и малоизвестный тогда Пюхтицкий монастырь в Эстонии, она до конца своих дней подвизалась в этой святой обители. Обильно стяжав духовную премудрость, прозорливость и дерзновенную молитву, она служила людям этими благодатными дарами и многих приводила к вере в нелегкие для Церкви годы.

К миру горнему устремленная, как дивный светоч освещала она всем, кто соприкасался с нею, путь ко Христу. Те, кто ее знал, любили ее лично и через всю жизнь пронесли в сердце своем опыт личной встречи с блаженной старицей.

Наша современница, она сподобилась при этом быть наследницей духовного опыта и даров древних подвижников благочестия. В эпоху отступления людей от веры, в период оскудения монашеского подвига, когда из тысячи монастырей на Руси не насчитывалось и двух десятков, она сочла возможным для себя жить в монастыре так, как жили древние подвижники Палестины, возлюбившие Бога превыше всего, лишавшие себя самого необходимого - жилья, еды, одежды, сна. Не довольствуясь этими лишениями и самопожертвованиями, она отреклась Христа ради и от самого главного дарования Божия человеку - от разума.

Жизнь ее трудно поддается описанию, так как это не обычная, не постижимая умом человеческая жизнь - юродство ради Господа, самый великий и самый трудный подвиг при полном самоотречении и преданности воли Божией. Подвиг юродства можно назвать добровольным мученичеством - юродивые Христа ради терпели скорби и унижения всю свою жизнь.

Известнейший афонский старец Иосиф Исихаст (+1959), подвизавшийся приблизительно в те же годы, о высоте этого дара писал так: «Когда Божественная благодать через молитву просветит ум, тогда он видит то, что она ему покажет, и этому не может воспрепятствовать ни расстояние, ни предметы(...). Однако, хотя это и есть плод Святого Духа, очень немногие его получают, ибо он требует великого самоотвержения и любви к Богу. Редкостные души имеют достаточно мужества и смелости, чтобы избежать привычного и исхоженного пути многих и жить точно по христианским заповедям в этом запутанном мире, в котором мы все живем» (Старец Иосиф Ватопедский. Афонское свидетельство. М. 2009).

Дочь генерал-лейтенанта Российской императорской армии, получившая лучшее по тем временам женское образование, после совершившегося в России переворота она оказалась Промыслом Божиим в Эстонии, где провела около 50 лет в Пюхтицкой женской обители, большую часть из них в подвиге юродства, стяжав обилие даров Божией благодати и оставив неизгладимый след в сердцах сестер и пюхтицких паломников.

Немного сведений дошло до нас о ее жизни, и эти немногие сведения мало могут познакомить с ее внутренней жизнью, сокровенной во Христе. Она была русской, дворянского происхождения, но родилась и воспитывалась до десяти лет в Финляндии, в ней сочетались и знание европейских языков, и широкая западная образованность, и русские духовность, сердечность, простота. Лучшим свидетельством для познания ее внутреннего мира могут служить воспоминания людей, знавших блаженную старицу, обращавшихся к ней за советом и помощью. Умудренная опытом духовной жизни, старица провидела будущее и этим даром служила ближним.

Сегодня ее могилку посещают не только те, кто знал ее лично, но и новые благодарные почитатели, получившие по ее молитвам помощь в житейских нуждах. И ныне мать Екатерина продолжает являть свою любовь тем, кто испрашивает ее молитв, веря, что она не мертва, но жива в Боге и может откликнуться на молитвенное к ней обращение и помочь. Если и недосягаемы сегодня для большинства из нас, привыкших идти проторенным путем, ее великие подвиги, мать Екатерина остается для всех ярким маяком, указывающим путь ко спасению. Взирая на ее веру и подвиги, мы сознаем свою немощь и скудость и приносим покаяние, совершая тем самым свое спасения, так как покаяние - это путь к исправлению.

Священный Синод постановил причислить к лику святых для местного почитания в Пюхтицком Успенском ставропигиальном женском монастыре монахиню Екатерину (Малков-Панину). Память блаженной Екатерины, Христа ради юродивой, положено совершать 22 апреля (5 мая).

Честные останки блаженной Екатерины, в случае их обретения, Синод постановил считать святыми мощами и воздавать им достодолжное почитание. Новопрославленной святой будут написаны иконы для поклонения, согласно определению VII Вселенского Собора.

Екатерина Малков-Панина родилась 15 мая 1889 года в Финляндии, в крепости Свеаборг, в семье военного инженера Василия Васильевича Малков-Панина. В семье было шестеро детей. С ранних лет будущая святая отличалась добротой и отзывчивостью, любила посещать святую обитель, находящуюся недалеко от их усадьбы.

До 1900 года семья проживала в Гельсингфорсе (Хельсинки), затем переехала в Гатчину. В начале ХХ века Екатерина училась на естественном факультете Бестужевских курсов, по окончании которых в 1912-1913 годах работала в Энтомологическом обществе. В 1914 году Екатерина поступила на курсы сестер милосердия и одновременно стала работать в бесплатных городских больницах, позже трудилась в тыловом госпитале, затем перевелась в летучий отряд Георгиевской общины: сестры милосердия этого отряда оказывали помощь раненным бойцам, которых выносили с поля боя.

После тяжелой болезни Екатерина устроилась работницей в село Беззаботное под Петербургом, а в 1919 году с родителями приехала в Эстонию.

5 июля 1922 года Екатерина была принята в число послушниц Пюхтицкого монастыря. С первых дней своей жизни в обители она стала вести себя по временам странно, юродствовала. Вскоре ее перевели в Гефсиманский скит, находившийся в тридцати километрах от монастыря.

В начале Отечественной войны Гефсиманский скит был ликвидирован, а его насельницы вернулись в монастырь. Екатерина в 1942 году была отпущена домой ухаживать за больными престарелыми родителями, которые жили в Таллине. В том же году она похоронила мать и осталась жить со своим отцом. В Таллине Екатерина посещала подворье Пюхтицкого монастыря и предсказала (почти за двадцать лет) его закрытие.

В 1947 году Екатерина похоронила своего отца и вернулась в монастырь, после чего начала открыто юродствовать.

Монахини вспоминали, что она иногда налагала на себя особый пост, объясняя это тем, что собирается умирать, и обычно это было к смерти кого-нибудь из сестер. Если же говорила, что постится, потому что готовится к постригу в мантию, - это значило, что должен состояться чей-то постриг.

Екатерину широко почитали в православном народе как имевшую дар прозорливости и исцеления. К ней стекались за советом и молитвой многочисленные паломники.

В апреле 1966 года архиепископом Таллинским и Эстонским Алексием келейно, в игуменских покоях Пюхтицкого монастыря, был совершен постриг в мантию послушницы монастыря Екатерины с оставлением прежнего имени.

Последние годы своей жизни старица редко выходила из дому, больше лежала. Если вставала и где-либо неожиданно появлялась, то это было большим событием и значило, что в этом доме должно произойти что-то значительное. По рассказам монахинь мать Екатерина постоянно пребывала в болезни, но внешне она ничем не выражала своих страданий. В одном из последних писем блаженная написала: «Как легко взять на себя подвиг и как трудно его докончить…».

5 мая 1968 года, на празднование Жен-мироносиц, мать Екатерина мирно отошла ко Господу.

Имеется много убедительных свидетельств о святости подвижницы и обильных благодатных дарах, проявлявшихся при ее жизни и после смерти в очевидных чудотворениях, в том числе исцелениях (некоторые из них подтверждены медицинскими документами).

Патриархия.ru

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .

30.11.2012 Трудами братии монастыря 15 136

Трапеза в монастыре – сакральное действие, обед – продолжение богослужения. Перед началом трапезы и по ее окончании вся братия молится, благодарит Господа за Его благодеяния, молитвенно поминая здравствующих и почивших отцов и братьев. Вся еда благословляется священником. Очень заметна разница между обедом вместе со всей братией и вкушением тех же самых блюд отдельно (в силу болезни или особенностей послушания). И если сердце храма - алтарь со Священным Престолом, то сердце келарской службы, которая отвечает за питание братии,- это, конечно же, кухня.

Келарская служба занимает отдельное (северное) крыло внутреннего монастырского каре. Большая светлая трапезная, способная вместить около 200-х человек, кухня, две посудомойки, склады, молочный, кондитерский и овощной цеха, помещение трапезников, офисные помещения и мастерские, маленькая прачечная – все находится под одной крышей. В келарской службе послушаются только братья, большей частью трудники.

Кухня представляет собой светлое помещение с высокими потолками площадью порядка 40 кв.м. Пища готовится на электроплите (в резерве всегда есть полноценная дровяная печь-плита) и в чудо-машине, умеющей печь, жарить, варить, готовить на пару. Есть на кухне и промышленная мясорубка, удобные стальные разделочные столы, своя небольшая мойка и множество самой разнообразной кухонной утвари. На кухню, как и в большинстве помещений келарской службы, проведена трансляция из храма. Поэтому братия, занятая во время богослужения приготовлением пищи, не чувствует себя оторванной от общего молитвенного собрания.

До недавнего времени для монастырской братии было установлено 2 приема пищи: обед (по будням в 13:00, в дни бденных праздников – сразу после окончания богослужения) и ужин (сразу после окончания вечернего богослужения, примерно в 19:30). Около месяца назад к 8:00 стали накрывать и завтраки, в основном для тех, кто в силу послушания несет существенную физическую нагрузку.

Приготовлением пищи посменно занимаются две «бригады» поваров. Каждая состоит из повара и двух помощников. Повара занимаются только приготовлением готовых блюд. Необходимые овощи для них чистят в овощном цехе, грязную кухонную посуду повара относят на мойку. Накрывают столы, режут хлеб и раскладывают фрукты – трапезники.

Личность повара, его внутреннее состояние, отношение к другим братьям играют ключевую роль во всем процессе. О своем отношении к этому непростому и ответственному послушанию рассказывает один из поваров послушник Игорь.

Игорь, давно ли ты в монастыре и как попал на братскую кухню?

Четвертый год. Долгое время я совмещал послушание истопника в «Игуменской» гостинице и помощника библиотекаря, потом был дояром на ферме, а после того, как возникли проблемы со здоровьем, меня вернули на Центральную усадьбу и назначили помощником повара. Несколько раз мне приходилось замещать повара, а через два месяца самому пришлось возглавить одну из смен.

Был ли у тебя до монастыря какой-нибудь опыт приготовления пищи?

Профессионального - нет. Мог что-то приготовить в «домашних» объемах, но не на сто-двести человек. Поэтому сначала самым трудным было рассчитать количество продуктов, необходимое для приготовления нужного количества порций. Но со временем «набил руку».

Каков режим послушания?

Заступаем на послушание с вечера: готовим ужин, какие-то блюда для завтрака, делаем заготовки для обеда. Время начала вечерней смены зависит от объема и сложности блюд. Поэтому вечером послушание начинается в интервале от трех до четырех часов. Последнее время мы почти все вторые блюда готовим на пару или запекаем в жаровом шкафу. Келарь стремится сделать питание братии максимально здоровым; мы почти ничего не жарим, масло используем преимущественно оливковое. А в этот чудо-шкаф вмещается ограниченное количество продуктов, так что времени на готовку уходит больше. Утренняя смена начинается с девяти. Трудность состоит в том, что редко кто из помощников надолго задерживается на кухне. Как правило, на это послушание ставят трудников из призывников. Только такой молодой брат, который и дома-то ничего не готовил, немного освоит нашу специфику, как срок его послушания в монастыре заканчивается, и надо учить следующего. Поэтому постоянно приходится за всем следить. Конечно, и среди призывников оказываются толковые ребята, которым очень нравится это послушание. Они быстро всему научаются, и я тогда могу во время приготовления обеда целенаправленно заниматься одним блюдом и наблюдать за общим процессом. Вечерняя смена заканчивается к ужину, если только не нужно разделывать рыбу на завтра (это еще час-два), дневная смена длится примерно до двух.

Какие периоды в году для кухни самые напряженные?

Самая напряженная работа тогда, когда используется полный набор ингредиентов - рыба, яйца, молочные продукты. А это бывает во время сплошных седмиц (Светлая седмица, масленица, от Рождества до Крещения). Напротив, легче всего во время Великого поста, особенно на первой неделе, когда готовится только обед, да и то начиная со среды.

Насколько жестко твоя деятельность регулируется келарем?

Большой свободы нет. Есть меню и рецептура. Повар не может придумывать и готовить новые блюда без благословения келаря. Рецептура передается как из уст в уста, так есть и записи. Некоторая доля свободы есть в выборе специй и соусов. Но в целом я должен приготовить именно то, что записано в меню и рецепте, то, что готовили и раньше до меня, то, что говорит келарь. Я не могу пойти против послушания. У каждого повара, конечно, есть свой почерк: крупно или мелко порезать овощи, сколько добавлять соли (я стараюсь класть поменьше), но это уже детали.

Не приходилось ли тебе готовить блюдо, которое лично тебе совсем не нравится?

– Я как-то не думал об этом. Мне важнее процесс. Бывают блюда более трудные для меня - это те, которые я раньше не готовил. И я всегда волнуюсь, когда берусь за блюдо в первый раз.

А для тебя важна реакция братьев?

– Конечно, важна. Ведь все делается с молитвой и любовью. Как брат поест, так он и послушаться будет. С каким настроением он уйдет из трапезной, с таким и проведет остаток дня. Поэтому стараешься приготовить и повкуснее, и побольше, братья ведь разные по комплекции и аппетиту.

Не приходилось ли тебе выступать с инициативой приготовить какое-нибудь новое блюдо?

– Случалось предлагать келарю что-то новое. Он выслушивает и принимает или не принимает мои предложения.

У тебя два сменных помощника. Как тебе удается добиваться от них того, чтобы они выполняли твои требования? Есть ведь взрослые и самостоятельные люди, которые считают, что за свою жизнь они уже научились "как картошку резать" и в дополнительных указаниях не нуждаются.

– Только терпением. Люди пришли сюда не работать, но молиться и научиться любить ближнего. На послушании я пример для них. До пятнадцати раз порой приходится говорить одно и то же, вплоть до того, что берешь за руку и говоришь: «Давай я покажу тебе, как надо резать». Вырезаешь для него образцы овощных заготовок. Если же брату совсем невмоготу, то просто поручаешь ему другое дело. Но резко общаться, повышать голос я не хочу. Может, это мое личное мнение, но с каким внутренним состоянием человек уйдет с послушания (обычно они здесь ненадолго), таким и будет его опыт общения людей в монастыре. Чем спокойней и терпеливее ты к человеку относишься, тем терпеливее он становится, научается не замечать какие-то человеческие недостатки и больше смотреть в себя и за собой. Еще очень важно завязать отношения внутри коллектива, и если что-то человеку не нравится категорически, не надо его заставлять. Лучше лишний раз отправить его помолиться, чем добиваться исполнения задания любой ценой. Мы не на производстве, не на работе, мы в монастыре, здесь главные задачи совершенно другие.

А бывало, что помощники подводили?

Всё и со всеми бывает. Особенно поначалу каждый новичок совершает множество ошибок, приходится постоянно смотреть, показывать и рассказывать. Если помощник сделал что-то не так, то приходится за него переделывать, доводить блюдо до «съедобного» состояния, чтобы не выбрасывать продукты. Мы ведь не профессионалы, и мы пришли сюда не учиться "резать овощи". Если помощник ошибается – начинаешь ему несколько раз показывать, спрашивать, понял ли он. Брат иной раз уже нервничает - да понял я, понял,- а потом опять совершает ту же ошибку. Послушание готовки очень ответственное. Хотя оно и не всем заметно. Ты это делаешь не для одного конкретного человека, а для всех. Чтобы всем понравилось. Не ожидаешь, конечно, похвалы, это не по-монастырски. Но очень хочется, чтобы всё всегда было на уровне.

Не было ли у тебя личных проблем с едой? Ведь ты можешь съесть, сколько угодно, выбрать себе лучший кусок. Ты ешь вместе с братией в трапезной или на кухне?

Лично себе ничего готовить без благословения келаря нельзя, ни мне, ни помощникам. Если нет времени, то можно поесть и на кухне, но только то, что приготовлено для всех. При этом лучшее ставится на стол, чтобы и выглядело красиво, и понравилось, чтобы было и аппетитно, и вкусно. Себе берешь остатки, некондицию. О лакомом кусочке для себя я не задумывался. Еда и есть еда.

А как быть, если у тебя просят поесть другие «работники» келарской службы: посудомойщики, молочники…

– Даешь без отказа, однако напоминаешь: берите, но есть общая трапеза. Обед в монастыре – продолжение богослужения. Мы все должны ходить на обед. У мойщиков и трапезников нет времени нормально поесть, поэтому им оставляешь. Я отказывать не могу. Тем, кого привлекли вкусные запахи - даю попробовать, но обязательно прошу пойти на братский обед.

Что на этом послушании тебе доставляет наибольшую радость?

– Когда братья выходят из трапезной и улыбаются. Мы, к сожалению, не лежим крестообразно при выходе из трапезной, как об этом пишут в патериках. Хотелось бы смотреть братьям в глаза: понравилось ли? Когда после трапезы братья довольны, то для меня это признак того, что послушание выполнено хорошо.

Что больше всего тяготит?

– Поначалу, когда я сам стал поваром, была постоянная неудовлетворенность собой: я это не умею, лучше бы мне делать то, что хорошо дается, и принести тем большую пользу монастырю. Когда ты приходишь на кухню и не знаешь элементарных вещей, поднимается внутренний ропот, желание пойти к духовнику с помыслом о смене послушания. Потом, помолившись, говоришь себе: «А кто должен это делать? Если я сегодня не приготовлю обед, то сто-двести человек останутся голодными». От таких мыслей становится очень неуютно. Ведь многие из братьев устали, несут физическую нагрузку… Поэтому больше всего гнетет ситуация неопределенности, боязнь из-за неопытности доставить неприятность братии. Сейчас келарь вводит новые рецепты блюд. Вот я смотрю меню на неделю и вижу новое блюдо. А как его готовить? Порой даже знакомые блюда могут не получиться из-за качества продуктов. Опять поднимается внутренний ропот на себя и волнение. Помолившись Богородице, берешь себя в руки и не расслабляешься. Послушание очень ответственное. Я сначала даже считал, что оно одно из самых тяжелых. Сейчас, конечно, полегче. А поначалу было очень тяжело и физически, и морально, приходилось постоянно быть в напряжении. Ведь помощники смотрят, как ты ведешь себя в стрессовых ситуациях. Нельзя грубо ответить, недружелюбно посмотреть. Все стараешься делать с шуткой, с улыбкой: «Не получилось – не переживай, получится в следующий раз, но запомни, что делать надо именно так, в такой пропорции». Когда все делаешь с молитвой и не даешь волю негативным эмоциям, всё в конце концов встает на свои места.

С учетом всех названных тобой сложностей, не возникало желания попроситься на другое послушание?

Надо относиться к этому как к послушанию, а не как к выбираемой по желанию работе.

Представь себе, что ты на этой кухне встретишь свою монашескую старость. Не грустно от таких мыслей?

Я как-то не думал об этом. Если ты ответственно относишься даже к нелюбимому делу, то со временем оно становится любимым. Есть ведь еще и рукоделие, поэтому не скучно и не грустно.

Валаамский монастырь